Мой любимый кесарёнок

Как же долго тянется время. Оно похоже на густой вязкий кисель. Я помню такой с садика. Жутко невкусный...

Такие длинные дни. А ночи - так вообще бесконечны. Если не могу уснуть, блуждаю по темным коридорам отделения патологии. Подхожу к окнам и смотрю в сторону второго этажа. Там совсем другая жизнь. Там живут не ожиданием, а радостью встречи. Вот женщина подошла к окну, бережно прижимая к себе малютку. Кладу руки на живот и мысленно обращаюсь к сыну: «Милый, мы с папой так ждем тебя, нам так хочется скорее встретиться с тобой». Прошу каждый день, постоянно разговариваю с сыном, рассказываю о нашей безграничной любви к нему. Но малыш не торопится.

Позади ПДР. Ожидание затягивается. Сколько я уже в патологии? Потеряла счет времени. Предложению стимуляции радуюсь, как подарку судьбы. Кто долго ждал встречи со своим малышом – меня поймет. Гель. Снова ожидание. Слабые схватки, и опять затишье. Понимаю, внутри так хорошо, тепло и уютно. Но мир полон прекрасных открытий, здесь столько всего интересного. Это я снова разговариваю с малышом.

Среди ночи просыпаюсь от тупой ноющей боли в животе. Нет, наверное, опять ложная тревога. Сон легким оцепенением вновь сковывает меня. Опять боль. Надо бы засечь время. Каждые 10 минут. Не верю, а потому не спешу к медсестре. Спать уже невозможно. Мешает не боль, а сладкое предчувствие и осознание: кажется, оно! В отделении темно. Я вновь одна брожу по коридорам, в который раз подхожу к окнам, на этот раз с уверенностью, что и я скоро окажусь на этаж ниже, среди счастливых мам.

Медсестра отправляет меня спать, заверяя, что до схваток еще далеко. Но сна этой ночью уже не будет. Я-то знаю, что скоро произойдет чудо. Точнее, чувствую это. Врач на утреннем осмотре подтверждает мое предчувствие, отправляя с вещами в родовую.

Пока схватки не слишком болезненные, лежу в полудреме, убаюканная стуком сердца малыша, отсчитываемым аппаратом КТГ. Через некоторое время в более глубокий сон погружает укол промедола. Но даже тогда чувствую, как малыш готовится появиться на свет. Между схватками смотрю в окно. На улице пасмурно и неприветливо, лишь изредка скупое солнце пробивается сквозь низкие густые тучи. Я не люблю осень. Но сегодняшний день станет любимым днем в году, раз ты, мой малыш, решил появиться на свет именно в это время года.

Очень больно. Но не кричу. Лишь иногда шепчу: «Мама, мамочка, помоги»… Кажется, я в родовой уже вечность. Стараюсь не смотреть на часы. Стрелки на них будто во много-много раз замедлили свой бег и будто насмехаются надо мной. К КТГ присоединяется капельница. Спрашиваю медсестру, что это. «Помощница», - ласково уверяет меня. Но я-то знаю, что название звучит гораздо менее приятно. Не получается, значит, родить без окситоцина.

Состояние становится каким-то зыбким. Это уже не кисель. Скорее, болото. С трудом понимаю, что нахожусь в родовой уже почти 9 часов. На смену схваткам приходят потуги. «Нельзя, нельзя», - уговаривают врачи – «головка пока не опускается». Но, кажется, мне уже плевать на запреты. Так хочется скорее родить. Увидеть малыша. Забыть про боль. Но заставляю себя прислушаться к советам врачей. В голове проносятся прослушанные лекции курсов подготовки к родам. «Ради малыша», - решаю я и терплю. Часа два. Или три. Мне кажется, что сил больше нет. Между потугами забываюсь, и как будто даже вижу короткие сны. Вот мы втроем с малышом – счастливая семья. Но резкая волна боли вырывает меня из сладкого короткого забытья.

«Кесарево сечение», - слышу голос врачей где-то совсем рядом. Это про меня? Нет, дайте еще шанс попробовать родить самой. У меня получится, я хочу родить сама. «Слишком долгий безводный период», - врач непреклонен. Помню лампочки на потолке, гремящий лифт, пока везут на каталке, и резко ударивший в нос запах стерильности, которым встречает операционная. Спорить уже бесполезно, поздно. Если малыш решил так, значит надо прислушаться к нему.

Но почему я такая слабая? Почему не смогла сама? Из задумчивости выводит голос анестезиолога. Просит повернуться к нему спиной, и я чувствую острую иглу где-то между позвонками. А потом такая приятная легкость, нижняя часть тела медленно немеет. Нет схваток и потуг. Есть только лица врачей, склонившихся надо мной. Сверкает острый скальпель в руках хирурга. Почти ничего не чувствую. Только легкие тянущие ощущения, пока достают малыша из меня. Начинает кружиться голова и странно сводит зубы. В это время моего сынулю уносят в другое помещение, а врач продолжает колдовать надо мной.

И вдруг мне кажется, что звуки всего мира замолкают в одно мгновение. Все, кроме одного. Плача моего малыша, моего новорожденного сына. Хочется заплакать в ответ, но не могу. Просто чувствую огромное распирающее тепло внутри. Наверное, так приходят материнские чувства.

И вот наша первая встреча. Акушерка приносит моего сына. Малыш, вымытый и запеленутый, смотрит на меня огромными синими глазами. Сколько искреннего удивления в них. Сколько непонимания. «Какой хорошенький», - шепчу я. А про себя все повторяю: «Прости, что не сама. Прости»…

Потом реанимация. Ничего страшного, никаких осложнений. Просто необходимо быть под присмотром врачей. Малыш не со мной. Сердце разрывается от острого желания быть рядом с ним. Вдруг он сейчас плачет? Вдруг я нужна ему? От наркоза отхожу тяжело. Знобит, нижняя часть тела постепенно приобретает чувствительность. Ноет шов. Ватными непослушными руками отправляю смс друзьям и близким людям. Звоню мужу. У него сегодня событие, не менее значимое, чем у меня. Он стал папой. Поздравляю его с этим. В голосе обоих слезы. Слезы счастья.

Ночь в реанимации провожу в полном одиночестве. Других пациентов нет. Врачи на дежурстве в родовой. На тумбочке возле кровати записка с номером сотового телефона дежурной медсестры. На случай, если мне станет плохо или что-то понадобится. Но не могу думать ни о чем, кроме своего малыша. Хочется плакать.

Снова ругаю себя за то, что не справилась. Но смотрю на резиновую бирку на запястье, и от этого по сердцу разливается приятное тепло. На ней написаны самые дорогие слова в моей жизни. «Мальчик, 18 октября, 15.33, 4150 гр, 55 см». Мое счастье, такое большое, такое увесистое. Наступает ночь. В палате темнота, лишь в коридоре мигают флюоресцентные лампы. В реанимации звенящая тишина, мои мысли в ней становятся как будто бы громче. Такие противоречивые: то радуюсь и улыбаюсь от счастья, то грущу и плачу. Не сплю уже вторую ночь. Тереблю бирку на руке и прокручиваю события минувшего дня, а еще жду следующего.

Наконец, утро и перевод в обычную палату, еще немного ожидания. И вот моя кроха со мной! Беру сына на руки, и маленький носик сразу тычется в грудь, крошечные губы неумело пытаются захватить сосок. Я – мама. Осознание этого заставляет мое сердце бешено стучать от счастья, а на глаза наворачиваются слезы. Мне так хочется еще раз попросить прощения у своей крохи за то, что все пошло не так, как мне того хотелось. Но синие глаза так преданно смотрят на меня, как будто говоря: «Мама, спасибо, что ты мне подарила жизнь. Все остальное неважно».

Сейчас Сереже 8 месяцев. Он самый чудесный малыш на свете. Любит сидеть на руках у папы, сладко засыпает на груди и недавно начал называть меня мамой. А я смотрю на него и думаю: «Так ли важно, как именно я его родила? Ведь для него самого гораздо важнее совсем другие вещи…»