Мирка и Миркеныш. Части 2 и 3: Миркеныш появляется на свет...

В преддверии ребенкинского годовастия я решила все же дописать рассказ о наших приключениях в роддоме и больнице. Строго не судите: в отличие от беременности это не самые приятные воспоминания, поэтому руки дрожат, слог теряется. Писать буду долго и нудно, потому что, не смотря ни на что, хочется многое сказать, многое запомнить.

Часть 2. Роды

Сценарий будущих родов я начала проигрывать в голове еще где-то в школьном возрасте, когда мы с подружкой прочитали шокирующий рассказ о родах, кажется, в журнале «Работница». Потом, много позже, я попала на ека-маму, где были прочитаны целая гора рассказов: да таких подробных, что я знала будет так: сижу дома, томная беременная барышня, вяжу носки своему чаду, вдруг начинаются схватки через 40 минут по минуте, потом отходят воды, потом схватки учащаются. Я говорю: «Ах, пора в роддом». Романтичное прощание с мужем, и я на медицинской карете, в сопровождении очаровательных медработников в зеленых халатах, отправляюсь в родильный дом. Там меня встречают врачи, местами добрые, местами не очень, кладут в белую родовую палату, где я стойко терплю схватки, не пикнув, даже шучу, разговариваю и подбадриваю чадо. Взбираюсь на родильный стол, врачи кричат «тужься-тужься», тужусь и ура – рожаю. Тут наступает эйфория: ребенок кричит, мне кладут его на грудь, и я, довольная и счастливая, обзваниваю родных и близких. Через несколько дней толпа веселых родственников и друзей с цветами и шарами забирает меня с сыном домой. Но это сценарий идеальных родов, на деле все оказалось совсем не так…

Воды начали отходить ночью в 3 утра, потихоньку, я сразу поняла, что это они, но легла спать дальше, решив сэкономить силы. Подремала до 6 – дальше спать уже не могла – меня подмандраживало. Воды подтекали. Начала собирать оставшиеся вещи, будущий папашка дрых. Ходила по дому одновременно радостная и одинокая. Проснулся муж, говорю: рожаю мол. Предложил отвезти меня в роддом, но я решила ехать на скорой.  Муж как раз собрался на работу и стоял в дверях растерянный и все предлагал отвезти меня сам. Мне почему-то стало себя жалко, и я его выпроводила. Позвонила родителям, т.к. скорую не могла почему-то вызвать с сотового.

Скорая ехала 40 минут – за это время и родить можно. Прискакал мой папа и ловил под окнами скорую, а я смотрела с балкона, и меня тихонько потряхивало от ожидания.

После долгой волокиты с документами и измерением давления, медбрат (вовсе не такой любезный и очаровательный, как в моем сценарии) решил, что я все-таки рожаю и мы отбыли в роддом.

Клизменный ритуал не обошел меня стороной, но медсестра попалась славная, и уже скоро меня на лифте с огромными моими баулами привезли в родовое отделение. Там орали тетки. Орали так очень неслабо. Но мне было весело почему-то. Зашла с баулами к докторам в смотровую. Три дядьки. Один вопрошает: «Что на Сахалин собралась, столько вещей набрала?» смеемся. Смотрю: на полу валяется тест на беременность, спрашиваю: «а это вам зачем?»

Они: «Ну, сейчас проверим, беременная ты или так.. прикидываешься». Забираюсь на кресло, и тут один вопрошает: «а вы вчера смотрели передачу про врачебные ошибки?»… Юморист блин… «Нет,  - говорю – решила воздержаться»… Тут мне выпустили воды и говорят:

- У тебя болит живот

- Нет, не болит (к тому времени у меня так и не начиналось даже намека на схватки)

- Нет, говорю, болит

- Ну, живот то мой – мне виднее – не болит, говорю я вам.

Врачи малость озадачились и отправили меня в родовую, где орала девица.

Ой, как она орала, и матом, и визжала. А я лежала и думала: дура, что ж ты орешь то. А потом представила, что она начнет сейчас рожать, и я все увижу, и мне стало страшно.

Пришла моя акушерка веселая – она как раз дежурила - подбодрила, сделала ктг. Оставили опять слушать вопли, мне все еще было весело, и я скинула мужу сообщение: мол, вот лежу, тут дура какая-то орет, а я вот молодец, развлекаюсь как могу. Потом меня все же перевели в отдельную родовую, чему я, естественно, была несказанно рада.

А схватки так и не начинались. Акушерка начала ставить мне «укольчики-витаминчики» (эхх… знала бы я, какие это «витаминчики»). Слабо начало потягивать живот, я лежала и кидала смс-ки. Кажется, потом ставили еще несколько уколов, после которых схватки разогнались очень быстро. Сознание постепенно помутнялось. Я стала вспоминать рассказы о родах, и попыталась, как Льва, погрызть бутылку – не помогало, ходила по палате, дышала, что есть мочи, но периодически срывалась на тихий стон.

Потом позвонил муж, с веселеньким таким вопросом: как дела? Ответ получил трехэтажным матом.

Потом позвонила Льва, я прокряхтела: «я в процессе». И вот тогда начался самый настоящий процесс: мне в обе руки вкололи капельницы, для ускорения родовой деятельности, им, видите ли казалось, что схватки слабые (ничего себе слабые!) и  тут понеслось… схватки по минуте через минуту. Я рвала на себе волосы – помогало, царапала кафель. Схватка, казалось, разделилась на 6 частей: первые три я правильно дышала, вторые три  тихонько стонала: «мама, мама». Сколько это длилось, не помню.

Срывались капельницы постоянно, текла кровь по рукам, я уже стонала погромче «мама, мамочка», и  то был не мой голос, и я не я. Акушерка и врач Шеломинцева Н.А. смеялись: «Потерпи, Ирочка, сейчас сама мамой станешь».

Потом начало тужить. Совсем-совсем не так, как представлялось: вовсе не хотелось в туалет, просто казалось, что внутри, что-то очень большое, и оно тебя распирает и жжет изнутри.

Я стала просить: «Давайте, давайте, пойдем рожать, пожааааалуйста».

Нет – говорили – рано еще. И снова, и снова накатывала схватка. И потом, наконец, пустили на кресло. Рожать.

До сих пор не представляю, как влезла на это чудо архитектурной мысли. Акушерка встала между ног, Врач слева, а справа стояла неонатолог. Думалось, что период на кресле самый легкий и быстрый. Тужиться правильно не получалось, все шло в лицо, было стыдно от того, что делаю неправильно, больно и обидно. Врачи кричали на меня, акушерка подбадривала.

Тот момент, когда показалась голова, я, наверное, не забуду никогда. Это была кульминация. Момент откровения что ли. Когда я вспоминаю эту только появившуюся на свет головку, я осознаю, насколько роды – это чудо и таинство (не смотря на все медицинские прибамбасы), удивительное действо.

Через пару потуг вышел и весь мой мальчик, но его сразу утащили в соседнюю комнату, а меня оставили одну: я даже не успела ничего понять, лежала и слушала, как они его трясли, чтоб запищал. Пришла медсестра, я спрашиваю: «Ну, как там, почему не показывают, он дышит?». Она смеется: «дышит-дышиит, хороший розовый, только не закричал сразу».

Потом акушерка занесла на руках лялю мою: он был завернут в шерстяное одеяло, личико красное, сморщенное, губки бантиком – такой классический новорожденный. Быстро даванула мне на сосок  - приложила детку. И его унесли.

Не было эйфории, да и откуда она могла быть, если ребенка так вот раз и сразу уволокли, ничего не объясняя. Акушерка малость меня подлатала и оставила одну.

Я звонила, скидывала смс-ки. Была усталость, радость тоже была, но какая-то не такая… Долго-долго я там лежала, поела каши пшенной – скажу банальность – но тогда эта каша была самой вкусной. И потом, наконец, меня перевезли в палату, где уже в кювезе ждал меня мой малыш.

Вставать было трудно и тяжело. Но я встала, и, согнувшись, подошла к инкубатору. Смотрела долго-долго, стоять было больно, но отойти от этой крохотулечки не было сил.

Здравствуй, мой малыш, здравствуй маленький, вот мы и вместе…

Потом пришла неонатолог, присутствующая на родах, по какому-то поганому стечению обстоятельств, она стала нашим лечащим врачом. Чигирева Надежда Анатольевна. На всех мамашек она смотрела с издевкой, с таким ужасно надменным выражением лица, будто хотела сказать: «ну, понарожали здесь». От одного ее взгляда только что родившим, испуганным девочками хотелось реветь.

- Что с моим мальчиком?

- Ничего хорошего – гипоксия, судорожный синдром, отек мозга – и еще куча всяких разных непонятных страшных слов и никаких объяснений –  и ушла.

Я не знаю, как и почему я сохраняла на протяжении нашего пребывания самообладание. Может, материнский инстинкт говорил, что с ребенком все в порядке?..

Потом пришла акушерка и привела мне маму, они улыбались, смотрели на мальчика, говорили, что вылитая я. Акушерка успокоила: если положили в одну палату, значит, все не так страшно, уверила, что врач досталась хорошая, и провела нас вниз, где ждал папа. Очень важным моментом было увидеть родителей, ощутить их поддержку, а еще они принесли мне винца выпить, что для моего физического и эмоционального состояния, по мнению акушерки, было просто необходимо.

Пришла в палату, попила винца грамм 50 – больше не лезло, закусила сыром и конфеткой – отпраздновала, так сказать, рождение сына. И все смотрела-смотрела на него, маленького, беззащитного, в куче бесполезных трубочек, такого родного и единственного.

Часть 3. Больничная.

С новым утром в роддоме началась и наша новая часть, не самая приятная и радостная – роддомо-больничная.

Собственно, само послеродовое отделение не вызывало у меня никаких отрицательных эмоций, больница как больница: два кварцевания в день, обработка швов, завтрак, обед, ужин, осмотр, уколы, электрофорез на пузо, душ – не на 5 звезд, но очень даже ничего. Один раз, правда, обманули в столовой: вместо написанного в меню салата из свеклы подсунули яйцо, подслушала разговор:

- У вас в меню салат из свеклы

- Ну и?

- Дак где свекла?

- Что значит где? Вот вам яйцо!

Девчонок только что или вчера родивших отличал бледный вид и ходили они все по стеночке, те, кто уже просидел в заведении пару дней, бодро шастали по коридорам, кто-то даже при полном макияже. Но самые счастливые, конечно, те, у которых выписка: никого не видят, не слышат, сидят при параде на сумках в ожидании грозного крика: «Иванова, вещи взяла и вниз – на выписку».

Должна отметить, что обюмамленным созданиями типа меня в роддомах приходится трудно, особенно с соседками, не такими просвещенными. Моя первая соседка была просто зачудительная: она днем била ребенка по щекам, чтобы он проснулся поесть, т.к. ночью ей хотелось спать, а ему куралесить. Говорила мне с жалостью: «вот не придумали ребенку имя, нет у вас ангела-хранителя, поэтому и проблемы». Ее ребенка почти сразу положили в кроватку, чему я, конечно, завидовала, но по мере того, как мы избавлялись от трубочек, капельниц, колпаков – к ним все это возвращалось – исключительно ее усилиями. Хотелось от нее куда-нибудь в норку забиться и не выходить. После того, как они съехали в больницу, мне подселили милую девочку, с которой мы молчали, глазами благодаря друг друга за понимание.

Мой маленький мальчик лежал под капельницами, под стеклянным колпаком, и в кювезе. Из кювеза пахло каким-то чудесным запахом и я все время просовывала туда нос – нюхала, думала так пахнет мой деть. Ан нет, это был другой запах, специальный инкубаторский .

С самого рождения его обкололи люминалом так прилично, что он отходил от этого дня 4. В основном спал. В первую ночь кормить не разрешали, день тоже. Кололи глюкозу, антибиотики и люминал  - якобы, чтобы организм во сне восстанавливался. Разговаривать с лечащим врачом Н.А. было не просто трудно, а практически невозможно. Любые вопросы «Что? Почему? Зачем?» - встречались агрессией: «Вы что хотите сказать, что мы плохо лечим?». Вечная ухмылка добавляла лишь еще большего пессимизма. Если уж у нее было настроение что-то пояснить, она при этом намеренно жевала слова, давая понять, что нам ее лечения с диагнозами непостижимо.

По делу надо было взять ее за грудки и вытрясти все до последнего словца.

Потом ночью разрешили покормить, из ложки. Никто не сказал, что ложки у них специальные для этого, я отмыла свою как следует, и стала сцеживаться, ой как было трудно, это первое сцеживание. Стыдно от того, что вот вроде разрешают, хоть так кормить, а сцедить не можешь. Пришла медсестра  - настоящий цербер – надавила на соски, что я чуть не взвыла и выдавила первые капли. Потом я сама скормила ребенку 4 ложки.

Церберша все же была женщиной, и, смотря на меня – а вид мой, видимо, был совсем удручающий, разрешила достать ребенка из кювеза и приложить к груди. Господи, я никогда не забуду этот миг, первый самый раз я держала ребенка на руках. Своего маленького, необъяснимые, неописуемые ощущения. Церберша и соседка смотрели на меня и улыбались. Церберша стала вспоминать, как держала первый раз своих детей, и только в этот, единственный момент она была похожа на мать, на женщину. Приложили к груди, но сосать не стал. Ну да ладно, одно то, что дали подержать – уже было счастьем, настоящим.

На следующий день мне посчастливилось встретить знакомую неонтолога, которая как раз приходила прощаться перед отпуском. В панике я бросилась к ней, срываясь, объясняла, что все плохо, все не так. Она быстро переоделась, переговорила с врачами и пошла меня успокаивать. Вот тут я почувствовала разницу: все было разложено по полочкам, возможные диагнозы, последствия, лечения. Было легче гораздо. Порекомендовала Н.А. все же как хорошего врача – до сих пор мне непонятно, почему и акушерка ее рекомендовала. И пообещала навестить через день перед отъездом. И сказала напоследок: «Главное, чтобы не срыгивался зеленым, тогда точно больница, мой руки грудь хорошо – иначе занесешь инфекцию, будет срыгивать».

Какая я была наивная, поверила сначала, что из-за моих недомытых рук могут быть эти срыгивания. К несчастью срыгивания начались и зеленью. Вот это было настоящее мучение и отчаяние. После срыгиваний каждый раз не разрешали кормить, достаточно долго. Потом вдруг разрешали – и он раз и снова срыгивал. Каждый час я думала: хоть бы не срыгнул. И каждое срыгивание только уменьшало наши шансы уйти отсюда.

Потом приходили юмамки. Дорогие девочки, Галка, Котенок, Незабудка, Астра, Марья, Белка, Леда. Спасибо-спасибо вам, дорогие, за эти приходы, за поднятие настроения, за поддержку, за шарики, за пошлые шуточки %))))) Там все это было так необходимо, так важно и нужно. Меня распирало от гордости и счастья, хотелось всем сказать, вот они, вот они с ека-мамы, пришли ко мне и только меня поздравляют. Спасибо, милые.

На следующий день еще приходили особо стойкие Котенка, Белка, Незабудка, вешали под дождем плакат . Девочки, вы – лучшие. У меня до сих пор у родителей лежит сдутый шарик, который они после вас отвязали. Память.

Приходил муж с тетушкой и другом. Тетушка и друг поздравили меня, вручили банку компота и деликатно удалились. А мы стояли и не знали, что говорить друг другу, как будто вечность прошла. Он боялся, боялся за ребенка, и через день, когда его привела неонатолог в палату, у него, кажется, все тряслось от волнения и страха. Надо сказать, врач его напугала изрядно, когда она ушла, он сел и сказал: «Почему ты мне не говорила, что все плохо?»…. Я удивилась: после общения с Дарьей, мне казалось, все понятно и не так страшно. Но мужики, как известно, народ пугливый. Тогда я предложила назвать ребенка Андрюшкой, «нет, - сказал муж - не похож он на Андрюшку». Ну, тогда думай сам.

Срыгивания не проходили, у меня каждое утро начиналось со звонка родителям: «Нет, все-таки срыгнул». Переобщавшись с докторами, мама сказала: «Это не от грязных рук твоих, это ребенкин организм реагирует на количество химии вкаченной, но врачи тебе в этом не признаются». Как она была права. Пришла через несколько дней акушерка и подтвердила ее слова.

Лечащая врач Н.А. все ходила и сетовала, что ребенок плохо отходит от люминала. Слабый говорит. Еще бы. Все врачи, которые читала выписку из роддома, делали круглые глаза и, не сдержав удивления, восклицали: и вам столько кололи? Черт побери.

Ну вот, ночью ребенок проснулся, видимо, действие препаратов стало уменьшаться, и начал куралесить. Мне было хорошо, что вот, наконец, отходит.

Ночь шла, я не спала, медстестра-церберша, у которой пост был у дверей нашей палаты, тоже. Тут заходит она, и молча начинает готовить укол, я спрашиваю: «Это что?», она молчит, я громче: «Что вы колете?», Она вкалывает и с улыбочкой сообщает: «Демидрол, щас уснет, и вы поспите?». Вот, тут я не побоюсь этого слова охренела и завелась на полную катушку. То есть они мне втирают, что ребенок у меня все время спит, а как только он отходит от люминала, они добавляют демидрол, при чем исключительно из благих соображений: чтобы я поспала. Медсестра громко гаркнула: разговаривайте с врачом и хлопнуло дверью.

Тут я поняла, что линять надо и линять быстро. На следующий день задала вопрос Н.А. о демидроле.

- Вы что хотите сказать, я вас не так лечу?

- Прошу объяснить назначение.

И только кривая ухмылка в ответ:

- Ваш ребенок настолько плох, что я бы не стала спорить с врачом.

Звоню маме, в полном отчаяние: с родителями я матом не разговариваю никогда – у нас это запрещено строго в семье, но тут сорвалась по полной. Начали искать пути выхода из больницы, знакомых врачей.

- Готовьтесь в больницу – заявила Н.А.

- Хочу Вам сказать, что мы не собираемся в больницу, поедем домой.

- А я хочу Вам сказать, что если вы поедете домой, ваш ребенок умрет.  Я никогда вам не подпишу отказ, не хочу видеть небо в полоску. (дословно).

Нет, я ни секунды не думала, что ребенок умрет, у меня стержень был, но то, что она нас не отпустит – поверила.

Иришка-Мелли уговаривала идти домой, ребенку титя - самое лучшее лекарство. А страшно, действительно страшно, не смотря на то, что и материнское чутье соглашалось с Мелли. Но, видимо, тяготы возможной ответственности сильнее. И остаться страшно в больнице, и уйти.

Мои родители переживали очень, особенно папа – он даже под окна роддома приходил с трудом, ради них и ради ребенка – крепилась – не плакала. Да и к чему. Когда собиралась отказаться от больницы, одна знакомая прислала мне смс: «Не жалей себя, езжай в больницу, подумай о ребенке». Странно. Моя жалость к себе умерла в тот момент, когда родился малыш. Не было жалости к себе, ни секунды, наоборот хотелось всю себя отдать, лишь бы с ним все было в порядке.

На мамин день рождения я пожелала ей здорового внука и скорейшей нашей выписки. В тот день, 14-го сентября, мама предложила назвать внука Женей.

И все же мне повезло, повезло тогда,  когда у Н.А. и церберши был выходной. Заступили на пост другая доктор и медсестра Аня. Я их всегда буду благодарить. Обе с ходу заявили: «Срыгивает? Дак, он у вас лежит на спине, так у вас никогда это не пройдет». Тотчас инкубатор подкатили к кровати – при церберше помышлять об этом нельзя было. Аня помогла уложить ребенка мне на живот (у него еще была капельница в голове). И я лежала, уже почти счастливая, со своим ребенком, обнимались лежали, не хотела ни есть, ни спать. Спасибо моей второй соседке – она меня фактически кормила и смотрела на меня с такой улыбкой, с какой смотрят на счастливых веселых детей.

И после этих лежаний в течение полутора суток – дежурства Ани и нового врача – все-все срыгивания у нас прошло окончательно и безвозвратно. Мне разрешили кормить, и никто не намекал, что у меня грязная грудь – виновник инфекции. Ласка и забота маме и малышу – вот лучший лекарь.

Но и лафа когда-нибудь кончается, на пост заступила церберша. Сразу начала выяснять, с какой стати я тут разлеглась, почему инкубатор не там, собралась жаловаться Н.А. Но на тот момент мои родственники договорились с НИИ ОММ о том, что они забирают меня к себе вместо 5-ки. Видели бы вы перемену в поведении Н.А. после звонка из ОММ...

Потом был переезд в ОММ, почти торжественный – в одеяле с бантом и в карете скорой помощи.

ОММ нас встретил любезной врачихой, одноместной палатой.

Заведующие двух отделений, осмотрев сынульку, удивленно спросили: А зачем вообще вас привезли в больницу? Нормальный ребенок…

Тем не менее, был назначен курс капельниц и обследований. Прошли Воронину и других специалистов.

ОММ мало чем отличалось от 27 роддома, кроме одноместной палаты: в плане питания и душа – было даже хуже. Голодной оставалась частенько  - время питания строго оговорено, с собой нельзя, и если в этот момент к тебе пришел врач на осмотр – то заказывай провиант родственникам.

Кололи капельницы – глюкозку. И Антибиотики – против больничной инфекции. После разговора с заведующей – решили антибиотики отменить, однако лечащая встала в позу.

В ОММ на 11 день, кажется, ребенок все продолжал терять в весе. И тут началась свистопляска: у тебя нет молока, твой ребенок голодный, надо переводить на смесь. – Как нет? Вот же оно? Полные груди и льется. – Вот тебе бутылка  - сцеживайся – вот тут меня сорвало первый и последний раз. Я не могла сцедить и 10 мл. руками, и ведь, поверила глупая, что молока нет. Ревела.  Мама кричала мне в трубку: «возьми себя в руки». А медсестра бегала вокруг и приговаривала: «домой вам надо, к мужу, и молоко сразу прибудет».

Взяла. Диана срочно стала искать мне молокоотсос. Спасибо Нататику за предоставленный агрегат. Звонила Клюква, давала ЦУ по ГВ. Марина, спасибо! Мне был дан один день до смеси. Заведующая сказала: «Нам все равно как, но мы должны ребенка накормить». Зато честно.

Но не могла я допустить смеси. Не могла. То ли удача мне улыбнулась, то ли медсестра поняла меня без слов: в новый контрольный день она велела мне взвесить ребенка самой (до этого всегда вешали сестры). Плюса не было, был минус. Я наврала. Наврала такой хороший плюс. Врачи в радость: никакой смеси. А на следующий день плюс и, правда, пошел.

Еще через день, я уже не могла смотреть на исколотую голову ребенка – пошла к заведующей говорить об отказе, она не возражала. Зато, что я выслушала от лечащей врачихи… лучше не буду повторять. Все же отпустили с миром. Сидела не чемоданах. Руки тряслись мелкой дрожью. Никак не могла поверить, что вот и настал тот день, когда мы едем домой. Честно, в больнице, казалось, все каким-то беспросветным.

Меня встречали экстренно вызванные мама и муж. Офигевший папашка принял дорогой сверток, и, окинув прощальным взором больничные стены, мы отправились в новую жизнь, в новую часть. Светлую, на свободе, дома, с родными.

В заключение

Хочется сказать больше, но и так уже много: не каждый дочитает и до середины .

Сейчас, по прошествии года, я могу с уверенностью сказать, что мамское чутье меня не обманывало. Понимаю свои ошибки тогдашние, объясняю (но не оправдываю) их слабостью и страхом. Все было так, как было.

Идя на роды, я думала: главное  - хорошая акушерка. Пойду за вторым – буду искать хорошего неонатолога. Очень хотелось бы рожать дома – не попадая вновь в это больничное веретено, но знаю, что такое вряд ли случится.

Влияние сайта оказалось для меня очень важным и нужным, думаю, только что из-за моей юмамленности я все-таки не теряла голову. Почти.

Хочется сказать спасибо всем-всем, кто меня поддерживал, кто за нас переживал.

А самые огромные благодарности – Мелли, Галки, Льве и Диане. За то, что буквально прожили со мной всю беременность, за поддержку в больничных стенах – часовые телефонные разговоры, советы и просто понимание– все это неоценимо. Спасибо, мои родные.