Превратности дваждымамства или Искусство умножения любви (часть вторая)

Часть вторая

(начало истории читайте здесь)

С коликами Наташка распрощалась в 2,5 месяца, аккурат к моменту нашего переезда на дачу к моим родителям. И тут, в мамином доме (а стоит ли объяснять, что такое МАМИН дом…), на природе, вдали от городской суеты для меня настал форменный рай. Дочка начала кушать и спать строго по режиму, переселилась из слинга в коляску и практически весь день проводила на свежем воздухе, а мы с Сережей от души развлекались во время ее сна разнообразными бесячествами и сумасбродствами.

Я успевала все – и приготовить Сереже его особую, низкоаллергенную еду, и поиграть с ним, и посидеть за компом, и почитать любимого Акунина, и даже поспать. (В скобках замечу, что с тех самых пор мечта о собственном доме прочно укоренилась в моем сознании.) Ночами, правда, сын по-прежнему буянил, только теперь за беспокойной ночью обычно следовала вполне сносная,  и изредка начали попадаться совсем идеальные. С таким ритмом хронический ночной недосып остался в прошлом.

Пришла осень. Сентябрь мы доживали на даче и запасались на зиму остатками витаминов, поедая окончательно созревшие к этому времени и обалденно вкусные уральские яблоки. Я тянула с переездом, понимая, что дома мне будет в разы сложней, тем более что бабушка возвращаться со мной в город не планировала. Но дожди и холода неумолимо наступали  на пятки, так что пришлось уезжать. Неделю дома с нами пожил мой замечательный свекр, бесценный и незаменимый помощник, налепил впрок полный морозильник пельменей, вместе мы привели в порядок квартиру после ремонта, а после его отъезда начались «суровые будни», когда ежедневно с утра и до позднего вечера я находилась с детьми одна. 

Однако, эти самые «будни» оказались гораздо менее суровыми, чем представлялись. С четырех месяцев Наташка становилась все самостоятельней и самостоятельней; научилась подолгу лежать в одиночестве, переворачиваться, потом передвигаться смешными рывками с опорой на руки. Как ни странно, присутствие старшего ребенка ничуть не усложняло, а наоборот, облегчало мне жизнь. С двумя детьми мне было в разы проще, чем когда-то с одним Сережей. И это ни в малейшей степени не бравада. Помню горы немытой посуды, которые накапливались за день к приходу мужа – я просто не успевала перемыть ее, занятая сыном. Помню, как в воскресенье муж наготавливал мне кастрюльки еды на неделю, мне оставалось только разогреть и съесть, и даже это приходилось делать впопыхах, за короткие 20-30 минут спокойного Сережиного сна. Теперь же я успевала и мыть посуду, и готовить, и прибирать квартиру, и общаться на форуме, и много чего еще – а все потому, что мои дети были заняты друг другом. Точнее сказать, Сережа играл, а Наташа сначала просто внимательно наблюдала за ним, а потом, когда научилась ползать, пыталась активно вмешаться в процесс. Как минимум пятнадцать минут, а порой и целых полчаса я могла спокойно заниматься своими делами. 

Конечно, без конфликтов не обходилось. Когда Наташка стала активно передвигаться по квартире и принимать участие во «взрослых» играх своего брата, разрушая его гаражи и вытаскивая из машин пассажиров, сын, естественно, начал отстаивать свое право на автономность. Но, к моему огромному удивлению и облегчению, делал это исключительно дипломатично. Пару раз он ее толкал (и то, я бы скорее это назвала «резко отодвигал») - когда было уже совсем невмоготу, и угроза смещения очередной машинки с парковочного места становилась неотвратимой. Я не ругала за это. Сначала «разговаривала» с Наташей, объясняя, что нехорошо мешать Сереже. Потом разговаривала с Сережей, объясняя, что толчками и силой проблему не решить. Сын быстро усвоил эту истину, и если не успевал или не получалось отвлечь сестру какой-нибудь игрушкой, как я его научила, то просто звал меня. Моей главной задачей в этом случае было вовремя услышать его зов и примчаться на помощь – и тогда конфликт решался мирным путем.

Моим любимым временем суток в тот период были прогулки: на улице я могла целиком и полностью уделять время Сереже – дочка спала. Правда, пришлось изобрести способ гулять без коляски, поскольку спускать оную с третьего этажа без лифта было не слишком-то просто. Укладывала Наташку в люльке-переноске, выносила во двор и ставила на качели, чтобы можно было тихонько укачать, если вдруг проснется. В «нелетную» погоду, когда мы с детьми были вынуждены оставаться дома, очень пригодился способ укладывания-укачивания, подсказанный мне моей свекровью (а ее, в свою очередь, тоже научила свекровь – простая деревенская женщина, вырастившая своих четверых деток и вынянчившая семерых внуков).

Способ прост, как все гениальное и заключается в следующем: мама садится на пол, вытягивает ноги, кладет на них большую подушку, а на подушку – ребенка, и качает его ногами по удобной ей траектории, хоть вверх-вниз, приподнимая колени, хоть вправо-влево, поворачивая стопы, хоть наискосок, попеременно вытягивая ноги. Мне, правда, удобнее было сидеть в обычном положении на диване или на стуле, держа подушку на коленях, но суть от этого не меняется. Изумительность этого нехитрого изобретения проявляется сразу в нескольких моментах. Во-первых, на маминых коленках ребенок спит спокойнее и дольше, чувствуя мамино тепло (как и в слинге), а у мамы тем временем отдыхают руки и спина. Во-вторых, уснувшего человечка можно спокойно переместить на подушке в кроватку или на пол (да, оба моих ребенка в догодовалом возрасте, дочка в особенности, днем спали преимущественно на полу), не боясь разбудить, а потом точно так же взять обратно на коленки, чтобы подкачать. Для малоспящих деток, коими стопроцентно можно считать и моих, это настоящая панацея: на коленках и Сережа, и Наташа могли спать по полтора-два часа, тогда как в кровати – не  больше 30-40 минут. Ну и, наконец, в-третьих, с ребенком на коленках можно заниматься миллионом приятных и полезных вещей, не вздрагивая от каждого шороха и не бегая проверять, спит или уже нет. Можно читать, смотреть телевизор, сидеть за компом, играть на фортепиано, общаться по телефону, пить пиво – и так далее, и тому подобное. В моем же случае, Наташкин сон на моих коленках помогал полноценно общаться с сыном: пока дочка спала, мы читали, рисовали, лепили, клеили, играли в настольные игры, слушали музыку и просто разговаривали.

Благодаря этому же способу я научилась укладывать детей спать одновременно. С единственной оговоркой – когда удавалось «подогнать» их совершенно разные режимы друг к другу. Сережа ложился на кровать, я садилась рядышком, укладывала Наташку на колени, одну руку клала ей на спинку, другую – на Сережину голову, принималась качать Наташу, а матрас, на котором засыпал Сережа, автоматически начинал пружинить. Таким образом, оба моих ребенка мерно покачивались и мирно засыпали. Соединить режимы удавалось далеко не всегда, от этого страдал Сережин дневной сон – его просто не стало. Но мы наверстывали недосып ранним вечерним укладыванием и моментальным самостоятельным засыпанием, что меня очень даже устраивало.

Постепенно сын осознал, что моя любовь к нему с появлением Наташи ничуть не уменьшилась. Стал спокойней относиться к просьбам сделать что-либо самостоятельно, без моей помощи, или немного подождать, если я занята Наташей. Где-то к семи дочкиным месяцам у него окончательно наладился ночной сон. И в это же время (то есть в 2 года 11 месяцев) мы приняли решение пойти в мини-сад. Привыкали очень постепенно, я была готова при малейшем намеке на стресс свернуть этот эксперимент, однако, даже на мой супер-критический взгляд, все прошло крайне гладко. Не скажу, что Сережа воспринял новшество с восторгом, но истерик и скандалов практически не было, и даже болезни, которых я опасалась, прошли по большей части мимо, зацепив нас только обострением нашей вечной аллергии.

Теперь как минимум половину дня Сережа был в саду, и в моем распоряжении оказалась масса свободного времени. Именно тогда мне вдруг открылось, что с одним ребенком невероятно легко. И именно тогда я осознала, что чаша весов моего внимания сильно перекошена в сторону сына. Мы играли исключительно в Сережины игры, Наташа в них была лишь соучастник, а чаще – просто наблюдатель; в течение всего дня ей полностью принадлежал лишь один час – пока ее брат отдыхал после обеда. Садик открыл мне глаза: я давно забыла, что играть с маленьким ребенком, наблюдать, как он открывает для себя мир, – ни с чем не сравнимое удовольствие. Наконец-то вдоволь наснимала дочку на фотоаппарат и видеокамеру: почему-то на это не хватало времени и эмоций, когда Сережа был дома. Взялась за забытые книги, любимое фортепиано, подолгу зависала в Интернете. В отсутствие брата Наташка была во много раз спокойней и самостоятельней, ей было достаточно, чтобы я просто находилась рядом, хоть с книгой, хоть с компьютером, а занятия себе она придумывала сама. Бороться за мое внимание не было нужды – моя девочка отдыхала, впрочем, точно так же как и я.

Отдохнув и насытившись общением друг с другом, мы с Наташкой отправлялись забирать из садика Сережу, по которому обе к концу дня начинали неимоверно скучать. Ну, со мной все понятно, мама есть мама, какая бы уставшая она ни была. А вот дочка умиляла. Стоило мне только произнести: «Пойдем за Сережей?», как она бросала все игры и ползла ко мне одеваться, а, одеваясь, приговаривала: «Де? Де?» (Где? Где Сережа?), смешно разводя ручками и показывая на улицу. Потом эти диалоги я пересказывала сыну, а он, в свою очередь, пересказывал их окружающим, светясь от удовольствия и гордости.

Но не все так радужно было в нашем королевстве. На самом деле, забирать Сережу из сада стало большой проблемой. На дворе стояла зима – морозы, метели и снегопады; зимней коляски по уже упомянутой причине я дома не держала, Наташка ездила или у меня на руках, в слинге, или в санках, сын шел рядышком. Очень хорошо осталось в памяти одно наше возвращение, в злую февральскую пургу. Пронзительный ветер мог запросто снести с ног и взрослого, не говоря уже о трехлетнем карапузе, неуклюжем и неповоротливом от вороха теплой одежды. Мы шли, нет, пробирались по сугробам навстречу слепящей поземке, и меньше всего от ненастья страдала Наташка, сидящая в слинге лицом ко мне. А вот нам с Сережей пришлось несладко: от метели слезились глаза, лицо индевело от мороза, уставшие и замерзшие ноги отказывались шагать по заметенным снегом тропинкам. Но до самого дома я не услышала от сына ни единой просьбы пожалеть его или взять на руки; обычно капризный и несговорчивый, он смог в тот момент оценить всю критичность ситуации, понять, что нам обоим одинаково трудно, и повести себя по-взрослому мудро. И до глубины души тронуло меня даже не столько это, сколько Сережина реакция на мою благодарность, которую я бурно и неумело попыталась облечь в слова, лишь только мы добрались до спасительного домашнего тепла. Сын недоуменно всматривался в мамины глаза, полные слез теперь уже совсем не от февральского ветра, и никак не мог взять в толк, за что мама в сотый раз повторяет ему «спасибо». «Мама, каляпка разгуделась», - дипломатично намекнул Сережа на затянувшийся непонятный разговор. «Действительно, разгуделась», - вздохнула я и отправилась успокаивать расплакавшуюся Наташку.

Из того случая я сделала для себя как минимум два вывода. Во-первых, нужно было срочно что-то придумывать со средствами передвижения, чтобы больше не попадать в подобные передряги. И, во-вторых, накатившее на меня в тот момент чувство вины перед сыном за украденное детство, вообще говоря, абсолютно неуместно и необоснованно. Нужно гордиться таким человечком – и собой заодно, потому что именно созданные мной и мужем условия позволили взрастить в ребенке черты настоящего мужчины. До рождения Наташи эти черты вряд ли проявились бы в избалованном моим вниманием и заботой мальчике.

Вот, кстати, к вопросу о воспитании мужских качеств, или, шире, способности любить и отвечать «за тех, кого приручили». Расскажу обещанный в начале своего повествования случай «спасения» восьмимесячной каляпки трехлетним Сережей, довольно ярко иллюстрирующий то, как сильно поменялось мироощущение и мировосприятие моего мальчугана. Дело было так. Я занималась какими-то домашними делами на кухне и вдруг услышала из комнаты пронзительный Сережин крик, а вслед за ним – плач в два голоса. Перепугавшись насмерть, сшибая все попутные углы, примчалась к детям и застала «картину маслом» - заплаканного сына, сидящего на корточках перед заплаканной Наташей и почему-то лезущего руками к ней в рот. Выяснилось, что каляпка раздобыла где-то маленькую пуговицу и, разумеется, решила попробовать ее на зуб, на что моментально отреагировал Сережа и попытался отобрать опасную вещицу изо рта у сестры. Когда же обнаружил, что там пуговки уже нет, не на шутку испугался и расстроился. Совершенно исключено, что он испугался моей реакции, осуждения или какого-то наказания за то, что не уследил, - поскольку я никогда не ругала его за проделки сестры, никогда не заставляла вопреки его желаниям быть ее нянькой. Значит, это был иной страх – за близкого, родного человечка. И непонятно откуда возникшее чувство ответственности за маленького несмышленыша.

Еще одна иллюстрация на ту же тему. Гостили в Челябинске у бабушки с дедом. В их доме – крутой спуск в подвал без ограждений и перил. Наташка, разумеется, полезла исследовать. Я еще даже не успела сориентироваться, а Сережа уже схватил ее за капюшон, потом обогнал и загородил путь руками: «Каляпка, каляпонька, не ходи в подвал! Там страшно, темно! Не ходи!». Он никогда не видел таких спусков в подвал, никогда не слышал от меня или от кого-либо слов предостережения и, тем не менее, сообразил, что для маленькой сестры это может быть опасно, всеми силами попытавшись ее уберечь.

И теперь, чтобы понять, любит ли Сережа свою сестренку, не нужно задавать глупых вопросов, на которые он все равно не отвечает, убегая или меняя тему. Это ясно из его поведения, из его трепетного к ней отношения – и мне радостно от того, что он имеет возможность испытывать эту мажорную гамму светлых чувств.

Итак, с возвращением из садика нужно было что-то делать. Еще до рождения Наташки мне отдали коляску для двойняшек со сломанным колесом, и вот, наконец, до нее, что называется, дошли руки. Колесо с трудом, но удалось починить, и теперь мы с ребятами передвигались гордым паровозиком: Сережка локомотивом чинно восседал впереди, Наташка спала в заднем «вагоне» - сиденье откидывалось в горизонтальное положение и вмещало нашу люльку-переноску. Вот это было действительно здорово. Если бы я знала, что мне будет настолько удобно, я бы позаботилась об этой коляске гораздо раньше. Мы с дочкой стали выезжать за Сережей за пару часов, чтобы успеть погулять вдвоем, а потом спокойно заснуть. После этого у меня еще оставалось время, чтобы вспомнить старые добрые времена моего «единождымамства»: я бесцельно бродила с коляской по аллеям парка, вдыхая аромат приближающейся весны и наслаждаясь этими чудными мгновениями ничегонеделания. Потом забирала Сережку из садика – и мы гуляли, дожидаясь, пока проснется Наташка. Сын был несказанно доволен, теперь возвращались мы всегда в отличном настроении.

Но, к огромной моей печали, чудо-коляска снова сломалась, не выдержав весенней распутицы и рыхлого талого снега. Некоторое время я промучилась с летней прогулкой, оставшейся в наследство от Сережи, и поняла, что мне безумно не хватает этого маленького счастья с двумя сиденьями на четырех колесах. По сути, оставалось отъездить не больше двух месяцев – потом начиналось лето, которое мы снова планировали провести на даче, а к осени дети (в особенности Сережа) уже достаточно бы подросли. Но я решила махнуть рукой на экономическую нецелесообразность и нашла по объявлению подержанную двойняшечную ABC Design. Правда, это был уже не паровозик, а драндулет с рядом расположенными местами, но на удобстве это никак не сказывалось. А когда наконец-то наступила по-настоящему теплая погода, в несколько раз уменьшив количество одежды, я придумала возить ребят друг на друге в одноместной летней прогулке – просто садила Наташку на колени к Сереже. Получалось чуть мобильней, чем на двухместке, и чуть легче при спуске с третьего этажа. Ну а наблюдать за сыном, ответственно и сосредоточенно выполняющим задание держать каляпку, было отдельным удовольствием.

Наступление теплой погоды совпало у нас со скачком в развитии дочки: она научилась ходить. Помните на графике  резко взлетевшую к 11 месяцам кривую «трудностей дваждымамства»? Дело в том, что первые Наташкины шаги, случившиеся как раз в 11 месяцев, помимо несказанной радости и умиления, принесли мне и новые сложности. Во-первых, девочка осознала свою самостоятельность со всеми вытекающими отсюда последствиями в поведении – стала менее сговорчивой и управляемой, более упрямой и даже задиристой, научилась сообщать о своих желаниях и настаивать на их выполнении. Словом, превратилась в ЛИЧНОСТЬ. В отношениях со старшим братом это выразилось в участившихся конфликтах, причем чаще инициированных самой Наташей. В ее арсенале средств достижения цели появились укусы и пронзительный крик, от которого в радиусе ста метров закладывает уши. Сережа начал реагировать ответной агрессией. И с тех пор требуется внушительный запас дипломатических средств, фантазии и терпения, чтобы улаживать разногласия с наименьшими для всех потерями.

Второй новой трудностью стали прогулки, разом переставшие быть для меня любимым временем суток. Спать теперь дочка стала по 30-40 минут, хотя и по-прежнему дважды за день, остальное время на улице было посвящено активному освоению нового навыка и постоянной смене двух точек опоры на одну, пятую, с последующим передвижением на четвереньках. Конечно, сердце слегка обливалось кровью, когда я наблюдала, как моя нарядная девочка собирает попой, коленками и ладошками всю окрестную пыль и грязь, но сложность была совсем не в этом. Мы с Наташкой замечательно гуляли вдвоем. Когда же на улицу выдвигались всей компанией, дети рвали меня на части: Сереже требовалось идти в одну сторону, Наташе – совсем в другую, а отпустить дочку одну я категорически не могла.

Большая часть уличных развлечений типа качелей, песочницы и велосипеда была ей еще неинтересна, а Сережа как раз в то время вдруг проникся куличиками и научился крутить педали у велика. Выходило со стороны довольно смешно: два ребенка гуляют в совершенно разных концах двора, а заполошенная мамочка носится туда-сюда, то поднимая одного с земли и отряхивая, то раскачивая другого на качелях или помогая закатиться на велосипеде на горку. Единственной возможностью собрать детей в одном месте и хоть чуточку передохнуть было усадить Наташку в коляску и попросить Сережу ее покатать, пока у дочки не кончится терпение сидеть без дела. Домой я возвращалась выжатая как лимон.

Но на любой минус всегда найдется плюс: после 11 Наташиных месяцев мои дети наконец-то начали вместе играть. Сначала понемножку, по несколько минут – Наташке быстро надоедали Сережины придумки, а Сережа уставал по сто раз уговаривать сестру сделать то, что ему требуется. Но с каждым днем количество и длительность совместных игр возрастало.

Ребята вместе ползали по кроватям и прыгали с них, забирались в дом-палатку и прятались друг от друга, катали машинки и кидали мячики. Хитом того времени стала машинка-каталка, куда Сережа усаживал каляпку, затем садился сзади сам и возил ее по квартире с гиканьем и улюлюканьем. А после переезда на дачу, где двор был абсолютно безопасен, чист и изолирован от дороги с машинами, для меня настали счастливые времена: я выпускала детей на улицу и преспокойно усаживалась там же на диванчик с книжкой, лишь изредка поглядывая поверх страниц.

Главной задачей теперь стало вовремя отследить конфликтные ситуации с целью их предотвращения: чем больше ребята играли вместе, тем больше появилось поводов для ссор. Хотя назвать это минусом я никак не могу: благодаря конфликтам и Наташа, и, прежде всего, Сережа, постоянно учатся общаться, договариваться и идти на компромисс. 

- Натапа, пойдем с Серепой кататься на Сузуки!

НатаПа и СереПа – это очередное словесное изобретение моего сына-выдумщика, а Сузуки – это большой игрушечный грузовик. Наташа сидит в песочнице и мотает головой:

- Не коч! (Не хочу!)

Сережа начинает нервничать и силой выталкивать сестру из песочницы:

- Нет, хочешь! Хочешь! Пойдем!

Наташа упирается, кричит, всеми силами демонстрируя свое нежелание идти с братом. Сережа совсем расстраивается, упрашивает, как может:

- Ну пойдем, ну пойдем, ну скажи «да»!

Наташа продолжает копаться в песке. Сережа, после минутного раздумья, заходит с другой стороны:

- А поедем быстро-быстро? А потом я тебя куда-то свожу, ой куда свожуууу… А знаешь куда я тебя свожу? За огурчиками в теплицу! Наташ, ну поедем, ну скажи «да»!

Наташа оживляется, вылезает из песочницы и топает к машине:

- Дяяяяяя!!!

Сережа счастлив:

- Мама, мама, она сказала «дя», она сказала «дя»!!!

Выслушивая подобные диалоги и наблюдая за отношениями своих детей и их развитием, я снова и снова убеждаюсь в верности принятого когда-то решения рожать и растить детей с маленькой разницей в возрасте. Я верю в оптимальность этого решения для нашей семьи, наших особенностей общения и методов воспитания, для моего характера, темперамента, моей модели взаимоотношения с детьми. Но все же, хотя я всегда пытаюсь придерживаться правила: «То, что я сделала, было единственно верным», а история, как известно, не терпит сослагательного наклонения, позволю себе несколько рассуждений на тему «что было бы, если бы».

* Если бы у Сережи не появилась сестренка, он по-прежнему бы испытывал нешуточные трудности в общении с ровесниками, продолжал бы их бояться, оставался бы замкнутым, некоммуникабельным ребенком, а вызванные садиком изменения в этом направлении шли бы гораздо медленнее.

* Если бы у меня не появилась Наташка, я бы вконец избаловала Сережу своим вниманием и опекой, превратив мальчика в инфантильного маменькиного сынка.

* Если бы мы с мужем два с лишним года назад не поддались нерациональному, необъяснимому, интуитивному желанию дать жизнь Новому человечку, сейчас принять такое решение было бы невероятно сложно из-за нежелания вновь расставаться со свободой, только-только появившейся в связи с взрослением сына.

* Если бы Наташка появилась позже, то на правах младшей, да еще и девочки, она забрала бы себе все внимание папы, который и сейчас-то порой забывается и оказывает ей больше знаков нежности, любви и внимания по сравнению с Сережей и гораздо легче прощает ей многие шалости просто потому, что она – девочка. Отчуждение с сыном было бы неминуемо, будь он намного старше. 

Отвлекаясь от вышесказанного, считаю ли я идеальной (не оптимальной конкретно для нас, а именно идеальной) нашу разницу в 2 года (если быть точнее, то в 2 года и 4 месяца)? Нет, не считаю. Это очень сложная разница – и для родителей, и для обоих детей.

* Сложно маме: нет нужды объяснять, что, по сути, на руках оказываются две ляльки. Старший только выглядит взрослым по сравнению с новорожденным, на самом же деле он остается маленьким и остро нуждающимся в родительской помощи и заботе, начиная от одевания и заканчивая засыпанием. Ребенок в два с половиной года и в три с половиной – это небо и земля. В три с половиной года маленький человек уже способен себя обслужить, самостоятельно одеться, сходить в туалет без помощи взрослого. Его уже можно уговорить остаться с кем-то из родственников или знакомых, даже если раньше этого человека он видел лишь пару раз. Как правило, в этом возрасте он уже ходит в садик или на какие-то занятия, чем немало облегчает жизнь своей маме с грудничком на руках. Двухлетка же еще очень сильно привязан к маме, он просто маленький – и этим все сказано.

* Сложно старшему ребенку: он переживает нешуточный стресс и не умеет выразить свои переживания в словах. В итоге реагирует психосоматикой – болезнями, плохим сном и прочими невербальными проявлениями ревности. В три с половиной года ребенок уже скажет: «Мама, обними меня!», и налицо будет созидательное воздействие ревности как умение справляться со своими негативными чувствами. В два с половиной он, в лучшем случае, начнет капризничать или демонстрировать мокрые штанишки, в худшем – утонет в истериках и болезнях.  

* Сложно младшему ребенку, ведь он тоже вынужден постоянно бороться за свое место под солнцем всеми доступными ему средствами: точно так же плакать, капризничать, проситься на ручки, болеть – то есть полностью копировать поведение старшего брата или сестры, чтобы привлечь внимание родителей.

* Сложно мужу и жене: даже появление одного ребенка – это серьезная проверка супружеских отношений на прочность. Второй ребенок с маленькой разницей не добавляет мира в семью. Накапливается усталость, раздражение друг другом, под грузом бытовых проблем и постоянной несвободы мало-помалу исчезает романтика и страсть. И даже Большая Любовь может быть бессильна справиться с кризисом в отношениях. Огонь нужно постоянно поддерживать, а с двумя маленькими детьми осуществлять это довольно непросто.

Но все эти сложности не имеют ровным счетом никакого значения, если над доводами разума царит голос сердца – желание вновь испытывать радость материнства, выносить и дать жизнь Новому человеку, воспитать Новую личность. Это желание даст силы и мудрость справиться со всеми «превратностями дваждымамства», благодаря которым ты будешь иметь возможность не стоять на месте, а шаг за шагом двигаться вперед, совершенствовать себя и свои взаимоотношения с окружающим миром. Такая возможность появится и у близких тебе людей – любимого мужчины, детей, родителей. Проходя сквозь трудности, мы все становимся чуточку сильнее, чуточку мудрее, чуточку терпимее, чуточку милее и нужнее друг другу. Мы учимся иначе любить, легче прощать, и по-настоящему ценить сиюминутную радость и счастье - то мгновение, в котором, возможно, и заключается Жизнь.

Июнь-октябрь 2007 г.