Пройтись по земле Человеком

Приближается великий праздник День Победы. Раньше, готовясь к этому празднику, приглашали ветеранов ВОВ. Но в наше время их осталось совсем немного. А рассказывать детям об тех страшных событиях надо. В нашей семье есть два ветерана ВОВ. Это мой дедушка, а для моих деток Кости, Даши и Юли прадедушка. И дедушкин брат Григорий. О них и будет рассказ. А точнее их воспоминания о ВОВ.

Губанов Дмитрий Александрович
13.11.1925 – 25.01.2004 г.

«Пройти по земле Человеком»

4 февраля 1943 года, придя в класс, я получил повестку из райвоенкомата: 5 февраля быть в Чаду, для отправки в Красную Армию. Было мне 18 лет.
После учёбы в военном училище, эвакуированном в город Березники из Ленинграда, на командира миномётного взвода, мы были отправлены на фронт, не окончив данного училища. Нам объявили, что училище закрывается. Правда в таком случае возникает следующий недоумённый вопрос - Почему объявление нам о закрытии училища, если весь офицерский состав училища оставался дома, мы ехали на фронт без наших воспитателей–командиров?

На фронте я в числе нескольких курсантов попал на батарею 120- миллиметровых миномётов 464-го стрелкового полка 78-й стрелковой дивизии. Я был назначен подносчиком мин. Миномёт наш мог поражать цель на расстоянии не более шести километров от него. Работы хватало всему миномётному расчёту. Ездовой оборудовал укрытие для лошадей (у каждого расчёта было по две лошади с повозкой) где-нибудь в ближайшем овраге, кустарнике, в зарослях кукурузы, подсолнечника, где-нибудь в лощине или ином месте, хотя бы немного скрывающем лошадей с воздуха от самолётов и обстрела артиллерией. Укрытие (окопы) для офицеров и для себя солдаты копали в последнею очередь, главным на войне считалось обезопасить материальные средства. Очень изматывали нас на фронте бесконечные маневры. Конечно, они были необходимы и полезны во всех отношениях, поскольку в какой-то мере обеспечивали безопасность батареи от «засечки» её противником и последующего артиллерийского или авиационного налёта. Но почти всю ночь менять огневые позиции или перемещаться на несколько десятков километров с одного участка фронта на другой было всё-таки очень тяжело физически и морально. Спать солдатам приходилось очень часто стоя, прижавшись к стенке окопа или какому-либо предмету на поверхности земли, а при движении на новую огневую позицию мы засыпали прямо в пути, держась одной рукой за повозку или за товарища.

Позиции наших войск немецкие самолёты бомбили, остервенело. Земля покрылась гарью и пылью. И так – почти ежедневно. Наши миномёты тоже раскалялись чуть не до красноты от беспрестанной стрельбы по противнику. Мы продвигались к Днепру по выжженной земле. Все сёла были сожжены, мосты и железнодорожные пути взорваны. Тысячи голов скота, убитого немцами, лежали на полях и вдоль дорог, издавая зловонье. Где-то в районе Днепропетровска меня серьёзно контузило. У меня взрывной волной порвало обе барабанные перепонки и засыпало землёй с ног до головы. … Откопали меня после окончания немецкого артиллерийского обстрела товарищи по батарее. Я ничего не помню, потому что был без сознания.

Я почти перестал слышать. В санчасть не обращался. Просто санинструктор Шурочка заткнула мне уши ватой смоченной йодом. На этом и было закончено моё лечение.. Я до сих пор не могу различать чёткость звуков и нередко по нескольку раз переспрашиваю, чтобы понять о чём меня спрашивают, а в то время я слышал ещё хуже. Ведь было же такое, когда со мной во время боя объяснялись с помощью жестов, пальцами. Но это днём, а ночью я не мог видеть жесты на пальцах, поэтому оказывался в тупиковом положении.

Мы торопились изгнать быстрее ненавистного врага, а выздоровев настолько, что можно было снова воевать, с радостью возвращались в боевые порядки. Таким, например, был мой старший брат Григорий Александрович Губанов. С первых дней войны он был уже на фронте, где был тяжело ранен в бою (ему искалечило ногу, перебило кости в нескольких местах). Но после маломальского выздоровления в госпиталях сначала в Казани, затем в Чите, Гриша, получив возможность передвигаться на своих ногах с помощью тросточки, снова запросился на фронт. Вскоре Гриша погиб и посмертно был награждён орденом Отечественной войны 2-й степени за свой истинный патриотизм.

А вот другой пример. Командир нашего миномётного расчёта сержант Медведев во всём и всегда казался мне истинным защитником Родины, чего и от нас, подчинённых ему, добивался ревностно. Я бы сказал даже безжалостно. Но вот его ранило в левую руку, перебило кость. И мне стыдно было смотреть на него, как он искренне, по-детски радовался своему ранению: «Я отвоевался, ребята! Теперь домой поеду, больше сюда не попаду, уж… » - повторял он на прощание с нами «Я отвоевался!»

При освобождении Украины от фашистских захватчиков я видел огромное количество сожжённых селений.
Как-то в сильный мороз, глубокой ночью наша миномётная батарея совершала свой очередной маневр по смене огневых позиций. Шли мы довольно долго, но не было видно, ни одного селения или хотя бы сарая, чтобы чуточку согреться. И вдруг увидели одиноко стоящую хату. Батарея остановилась около неё по каким-то причинам (возможно, командиры уточняли местонахождения по карте). Солдаты побежали в хату, побежал и я. Но хата была до отказа набита солдатами какой-то другой части. Все они плотно прижались друг к другу и стоя спали. Мне удалось как-то прижаться к косяку двери (больше не было свободного места в хате) и я мгновенно уснул. Не знаю, долго ли я спал, но когда проснулся и выбежал на мороз чтобы увидеть, не уехала ли наша батарея, то с ужасом не увидел на месте её остановки никого. Уехали! Но куда! Кругом стоял редкий кустарник, видны были овраги по сторонам, но батареи не было видно. И тут мне пришла в голову единственно правильная в данной обстановке идея. Надо найти след от колёс конных повозок нашей батареи и бежать по этому следу вперёд. Я опустился на четвереньки, нашёл след колёс (его ещё не совсем задуло непогодой) и, низко согнувшись, побежал по нему. Батарею я нашёл в одном из оврагов примерно в километре от хаты. Доложил командиру взвода младшему лейтенанту о том, что неожиданно заснул в хате. Получил от него два наряда вне очереди и встал с карабином на плече часовым у орудия взвода … на 6 часов подряд: два часа моих в порядке очереди и четыре – вне очереди. Нет, я не в обиде на Гольцова, наоборот, рад, что он поступил мудро, быстро, не докладывал «по начальству» о моей «самовольной отлучке»…
Говорят, будто мы на фронте только и делали, что кричали: «За Родину! За Сталина! », боясь сталинских репрессий. Ложь! Это в кино того времени, да в книгах о войне, авторы которых хотели польстить Сталину ради большого гонорара за свой труд, действительно подобное кричали, а в действительности всё было проще и естественнее. В лучшем случае командир скажет шутку перед атакой, а ещё чаще матюгнется и махнёт рукой: «За мной, ребята! » и все рванут за ним следом.

Хочу коротко высказать свои мысли по вопросу о посылках родным, которым было разрешено посылать один раз в месяц с фронта весом до пяти килограммов солдатам, а офицерам – до десяти. Правда, я думаю не надо было делать какое-то искусственное деление фронтовиков на имеющих право послать посылку своим родным одному весом 10, а второму – 5 килограммов. Надо было установить единый вес посылки для всех фронтовиков, что было бы справедливее. Я успел выслать родителям на станцию Щучье Озеро четыре посылки по 5 килограммов, да ещё одну посылку старшей сестре Вале, работавшей в то время на Украине. Вещи для посылок мы брали в брошенных складах, особняках, магазинах богачей.

Окончание войны мы встретили недалёко от государственной границы Австрии с Венгрией, на территории Австрии, в больших горах, именуемых Альпами.

Кончилась моя служба в 464-м стрелковом полку тем, что всех нас отправили на территорию Тернопольской области вылавливать бандеровцев. Мы располагались гарнизонами по двадцать человек по всей территории западной Украины. Бандиты нападали на гарнизоны и жестоко расправлялись с бойцами и командирами. Их было тысячи и нападали они на наши маленькие гарнизоны в составе целых полков или батальонов. Имели на вооружении даже тяжёлые артиллерийские орудия. Днём они переодевались в гражданскую одежду и растворялись среди местных жителей, вежливо разговаривая с нами.

В середине марта 1950 года нас сержантов 1925 года рождения демобилизовали по домам, отправив в телячьих вагонах - теплушках…

На прощание нам ещё раз испортили настроение. Всех демобилизованных выстроили в одну шеренгу и приказали выложить из вещевых мешков всё содержимое. Комиссию возглавлял зам. командира по политчасти подполковник Егоров. Когда дошла очередь до осмотра моего вещмешка, я сказал Егорову, что купил за 70 рублей новое солдатское обмундирование – гимнастёрку и брюки, чтобы перед приездом домой переодеться в чистое, ведь ехать до Урала в грязной теплушке придётся не меньше двух недель.
Подполковник Егоров сказал очень грустно:
- Я знаю, что ты купил новое обмундирование, но приказ сверху не разрешает увозить домой ничего военного.
- Ну что ж, - сказал я с большой обидой, - нельзя приехать домой после семи лет службы чистым, значит поедем в грязном. Люди поймут нас, если не понимают этого военные чинуши. Возьмите, солдаты, на мытьё полов, пригодится…

Я разорвал пополам гимнастёрку и брюки, действительно купленные на местном базаре только вчера, и бросил на пол. С тем и простился с Дальним Востоком и со службой в доблестной Советской Армии…

Доехав до Свердловска, я купил на рынке себе офицерскую фуражку, шинель, хромовые сапоги и, переодевшись, сел в пассажирский поезд и поехал домой, к родителям на станцию Щучье Озеро.

Такой вот была послевоенная жизнь всюду в нашей многострадальной стране: бандитизм, голод, холод, бродяжничество, нищета, поиски тепла и хлеба… Такой нелёгкой была цена нашей ПОБЕДЫ.

По приезде домой, к родителям, был принят на работу в райком Коммунистической партии инструктором, затем выбран первым секретарём райкома комсомола. Заочно и досрочно на один год закончил исторический факультет Пермского государственного университета. После чего проработал 30 лет директором школ (в том числе и Ключевской средней), заведующим районным отделом народного образования, заместителем редактора районной газеты.
Умер Дмитрий Александрович 23 января 2004 года, в возрасте 79 лет.

Дяде…

«Ум, честь и совесть» - просто ли слова?
И можно ли, дожив до старости глубокой,
Остаться верным делу, слову, строкам,
Написанным с душой и с мудростью…
К истокам вернуться хочется,
К тем временам далёким,
Военным, жутким и жестоким,
В которых выстоял Геройски наш народ…
Наш дядя воевал, он юным был героем!
Он выстоял в боях, не дрогнул, победил!
И сколько надо сил, чтоб быть на поле боя
Всю жизнь свою до самых до седин…
Весомей нет заслуги на Земле,
Чем та борьба за счастье Человека.
И он себя и близких не щадил,
Писал статьи, работал, чтобы жил
Народ родной страны и лучше и достойней!
Губанов Дмитрий Александрович родной,
Вы будете навек нам совестью и честью, и умом!
20. 04. 2004г. Племянница Кожевникова Марина Сергеевна.
Губанов Григорий Александрович
18.10.1921 - 07.11.1943 г

Из воспоминаний Губанова Д. А.

Гриша был первым ребёнком в будущей большой семье наших родителей.

Здесь я позволю себе привести слова Анвара Асраровича Асрарова – бывшего товарища Гриши по детским проказам во время проживания нашей семьи в селе Султанбек в начале 30-х годов. В письме, адресованном мне, в мае 1990 года, он вспоминал о Грише и всей нашей семье того периода времени. Гриша был умный, живой мальчик, находчивый такой. За два месяца стал болтать по-татарски, как и мы. Я с ним дружил, бегал по горам, купался. Дружили и наши отцы.

В родном селе Куяштыре Гриша окончил неполную среднюю школу-семилетку. Правда, в третьем классе ему пришлось учиться на татарском языке в селе Султанбеке, где наша семья жила примерно один год. Во всех классах Гриша учился только на отличные оценки по всем предметам. За отличную учёбу и примерное поведение Гриша был премирован по окончании седьмого класса первой денежной премией в размере 15 рублей. Я хорошо помню тот выпускной вечер в Куяштырской школе, проходившей в бывшей церкви, приспособленной под клуб. Директор школы под аплодисменты присутствующих учителей, учащихся и родителей вручил Грише заслуженную премию, а затем сказал: «У нас есть ещё один отличник – ученик 5 класса Дмитрий Губанов. Он тоже отлично учится и примерно ведёт себя, за что и награждается второй премией в размере 5 рублей». Обе премии мы с Гришей передали маме, сидевшей в середине между нами, гордой и красивой.

Гриша сознательно готовил себя к максимальной отдаче своих сил и способностей на пользу Родине с самого раннего детства. Он очень много читал, особенно о людях военных, любил говорить нашей матери о том, что без командирской шинели домой не вернётся (это при его отъезде на учёбу в Первое Московское артиллерийское училище в 1939г.) и что жить он будет так, как говорится в поговорке: «Или грудь в крестах, или голова в кустах! ». Конечно, было в нём немало простого мальчишеского баловства и зубоскальства, безобидного бахвальства и заносчивости перед другими, но сквозь эту шелуху уже просматривался твёрдый характер будущего мужчины, знающего «себе цену».

Осенью 1937 года Гриша поступил учиться в коммунально-строительный техникум в городе Уфе, в котором закончил два курса. И снова, как и в Куяштыре, Гриша учился только на отличные отметки. Я очень хорошо помню чертежи, выполненные им в то время тушью. Не знаю, может быть, и можно было сделать их лучше, но мне они казались совершенными, как выполненные «типографской машиной». После окончания второго курса техникума Гриша был награждён за успехи в учёбе и примерное поведение костюмом. Это был первый в его жизни, и, к сожалению, последний настоящий мужской костюм, носить который ему так и не пришлось.
После окончания второго курса техникума Гриша поступил добровольно в Московское артиллерийское училище. Здесь он тоже учился отлично и после окончания училища в июне 1941 года получил в порядке поощрения право выбрать место будущей своей командирской службы. Он выбрал город Краснодар, в который и прибыл за три дня до начала Великой Отечественной войны.

Не хочу, чтобы потомки представляли Гришу каким-то «сухарём», умевшим только «грызть науки». Ничего подобного! Гриша умел хорошо учиться, умел и интересно отдыхать. Был очень общительным человеком и верным в дружбе товарищем.

С первых же дней войны Гриша оказался со своей воинской частью на фронте, и уже в августе 1941 года был тяжело ранен в ногу. Об этом мы узнали из письма Гришиного командира нашим родителям. Ранение было настолько тяжёлым, что ему пришлось до апреля 1943 года лечиться в военных госпиталях - сначала в Казани, а затем в Чите.

25 апреля 1943 года Старший лейтенант Губанов Григорий Александрович был назначен командиром 12-й батареи 99-й тяжёлой гаубичной артиллерийской бригады. 1 Мая того – же года эта бригада выехала на фронт.

7 Ноября 1943 года Григорий погиб в боях под городом Орша в Белоруссии. За спасение города Орша он был награждён посмертно орденом Отечественной войны 2 степени.

Позже дедушка Губанов Д. А сочинил стихотворение «На смерть брата»

Погиб мой брат. Письмо прислал товарищ,
Что вместе с ним участвовал в боях,
И вместе шёл сквозь чёрный дым пожарищ
Под Дорогобужем, Оршей на полях.
В письме писал он: «Гриша был героем.
В боях ему сопутствовал успех.
И воздух, и земля гудели страшным воем,
Когда производил он из орудий сев».
Письмо кончалось пламенным призывом:
«Отмстить врагу за Гришу и за всех… »
Поклялся я тогда: «Покуда в жилах
Хоть капля крови будет течь,
Я буду бить врага за брата,
Приду с Победой в милый дом отца,
И вечно молодым, несломленным солдатом
Пройду, как брат, до самого конца! »

О Грише я думаю постоянно. В голове складываются стихотворные строки о нём. Гриша был для меня образцом человека и таким остался в моей душе и памяти навечно.

О погибшем брате

Годы сгибают и плечи, и спины,
В гроб, загоняя любую мразь.
Но даже они беспомощно хилы
Войну из памяти вырвать враз.
Ворочаясь долго в дремоте нервной…
Уснуть бы? Да так, если в памяти вновь
Уж в сотый раз, а, может, сто первый
Одно и то же: смерть и кровь…
Под утро, напичкав пилюлями глотку,
Засну, чтоб увидеть кошмарные сны,
И чаще других – в командирской пилотке
Погибшего брата весёлым, живым…
Немного изведал он царства земного:
Учился, закончил учиться - и в бой.
Был ранен, остался калекой. И снова,
Где вскоре и встретил свой час роковой…
Фамилия брата под Оршею ныне
Навечно застыла на серой плите,
А имя – моёму присвоено сыну,
Чтоб знали потомки о страшной беде.
Без устали кружится тело Вселенной,
Всё тихо и мёртво в космической мгле.
Я верю: в веках сохранится нетленной
Жестокая память о прошлой войне.
Д. Губанов.
(Из воспоминаний Каюкова Евгения Павловича от 4 ноября 1990 года однополчан Григория Губанова. Их разыскал после войны дедушка Губанов Д. А.)

Гриша был очень жизнерадостным, много шутил, рассказывал анекдоты, мечтал о победе, и как будем жить после неё. Никто из нас не думал, что погибнем, а говорили (о том, что если погибать, так мужественно, с достоинством. А смерть (если придётся умирать, то чтобы пришла) сразу, чтобы не мучиться, как в песне поётся: «Если смерти, то мгновенной, если раны – небольшой». Я всегда очень тяжело вспоминаю тот день 7 ноября 1943 года, как сейчас помню. Где-то часов в 9-10 утра под Оршей по огневым позициям нашего 3-го дивизиона немцы вели артиллерийский обстрел из бронепоезда. Причём они его вели по нашему дивизиону неоднократно, почти ежедневно с тех пор, как мы заняли огневые позиции, но всё обходилось благополучно. Правда, был один случай, когда ровик, в котором находился старший лейтенант Клитко Н. А. и вычислитель Балдин А. Е. был завален от рядом разорвавшегося снаряда. Правда, быстро их откопали, и они отделались, как принято называть на фронте, лёгким испугом. Такой же ровик (блиндаж) был и у Гриши, где, кроме него размещался связист. Перед обстрелом, минут за 10 я был у Гриши, начался завтрак, и я ушёл в свой ровик и личному составу 11 батареи. Начался обстрел. Минут через 5-7 после обстрела выскочили. Ровика нет – воронка. Прямое попадание снаряда в ровик. Начали откапывать. Гриша и связист – мёртвые. Похоронили по-фронтовому в деревне Костино под Оршей. Произвели орудийный залп по врагу. Мы очень скорбили, что Гриши не стало с нами, и такая горькая постигла его гибель. Вскоре началось наступление по освобождению Орши. Потери были очень большие, ибо бои были ожесточённые. Траншеи на переднем крае были завалены трупами, как нашими, так и немцами, ибо по 8-10 атак было, до рукопашных схваток доходило, как с той, так и с другой стороны. Немцы оборонялись ожесточённо. Следовательно, мы вели ожесточённый артиллерийский обстрел по наступающей пехоте и танкам врага, и его огневым позициям, но и нам доставалось…

Письмо бывшего старшины 12-й батареи 99-й бригады Ситник Сергея Антоновича от 25 июня 1990 года. Город Оренбург:

Губанов Григорий – волевой командир, любил дисциплину. В батарее всегда был порядок. Грамотный, строевой, требовательный к себе и подчинённым. Любил личный состав, берёг, и также взаимно люди уважали его.

467 километр автомагистрали Минск – Москва. Здесь, недалеко от деревни Рыленки Дубровенского района Витебской области открыт мемориальный комплекс – памятник погибшим героям Великой Отечественной войны. На братских могилах установлено 170 мраморных плит, на которых высечены имена почти шести тысяч советских солдат и офицеров, павших смертью храбрых в боях за освобождения Дубровенщины от немецко-фашистских захватчиков. На одной из плит можно найти и имя старшего лейтенанта Губанова Григория Александровича.

Фото: globallookpress.com