В обзоре представлены новинки художественной литературы для взрослых: нелегкие книги для интеллектуалов, любящих поразмышлять о бренном
...
В обзоре представлены новинки художественной литературы для взрослых: нелегкие книги для интеллектуалов, любящих поразмышлять о бренном.
Дмитрий Глуховский. Метро 2034
Издательство: Астрель, 2009 г.
Жанр: фантастика, постапокалиптика.
Фанаты Глуховского ждали этого события полгода, изначально продолжение книги «Метро 2033» планировалось на осень. Чтобы понять книгу вторую – необязательно читать первую. Они разные, хотя один из героев первой присутствует, и лабиринты метро все те же, и хэппиенд еще очень далеко. Сам автор называет вторую часть - поэмой в прозе, по его мнению, она более цельная, философичная. В ней появляется тема любви, пробивающая себе дорогу сквозь катакомбы, безразмерные скафандры и нечеловеческую жестокость темного мира. Подземные жители метро, спасшиеся в нем после ядерной войны, продолжают свою насыщенную приключениями жизнь: строят, выращивают, продают, занимаются наукой, держат оборону против мутантов. Романтический флер поддерживается не только темой любви – герои верят в мечту, каждый в свою. Один грезит об изумрудном городе, оазисе красоты, науки и искусства, заключенном в метро, другой называет себя Гомером и пытается сочинять историю сотворения нового мира в своей тетрадке. Под конец читателя почти насильно заключают в мозг старика Гомера, и он вынужден следовать мыслям полубезумного старика-философа, видеть его глазами, размышлять о тщете всего сущего.
Размышлений и воздеваний рук в книги много, их концентрация к концу становится удушающей: где мы, кто мы, зачем мы живем, что останется после нас. Хочется заметить, что все это было сказано еще сто лет назад великими писателями-фантастами – чуть тоньше, чуть гениальнее, а главное – много. В книге понемножку хромает все: нет описания монстров, они по-прежнему – лишь тени, но жрут всё. Люди в книге лишены индивидуальности, они отдают приказы или получают приказы, в остальном только плохие или хорошие, сильные или слабые. Хороша история с эпидемией на одной из станций, но заканчивается она сценами из дешевого голливудского ужастика. Складывается впечатление, что автор, в силу своего – все-таки – недюжинного таланта – берет идею, рассматривает ее со всех сторон и бросает на полпути, подхватывая новую, эта тенденция прослеживалась еще в первой книге. Как бы говорит нам: главное – не это, и это – не главное… Подразнил и бросил. Додумывайте сами. Очень противоречивое ощущение от книги – подождем третью, и это наверняка будет что-то третье.
Выбора не было, и Саше пришлось надеть противогаз, выроненный ее похитителем. Он, казалось, еще сохранил остатки его затхлого дыхания, но Саша могла только радоваться, что толстяк успел снять маску прежде, чем его пристрелили. Ближе к середине моста радиационный фон снова скакнул, и, окажись она тут без защиты, кто знает, насколько ее бы еще хватило. Огромный брезентовый костюм, в котором она барахталась, как тараканья личинка в коконе, держался на ней чудом. Но противогаз, хоть и был растянут по широкой, с отвисшими брылами, морде толстяка, прочно прилип к ее лицу. Саша старалась дуть как можно сильнее, чтобы прогнать по шлангам и фильтрам воздух, предназначавшийся еще для убитого. Но, глядя вокруг себя сквозь запревшие круглые стекла, она не могла отделаться от ощущения, что влезла не просто в чей-то защитный костюм, а в чужое тело. Всего час назад внутри был пришедший за ней бездушный демон. Теперь же, чтобы все же перейти через мост, ей как будто приходилось самой стать им, взглянуть на мир его глазами. Она уже не очень хорошо помнила, на что была похожа ее жизнь до того, как их с отцом отправили в ссылку. Может, ее подсознание приукрашивало отрывочные образы из далекого прошлого, чтобы дать ей хоть какую-то отдушину – кроме того самого чайного пакетика? Значит, все люди в большом метро действительно и вправду были очерствевшими, безжалостными, и станции, где она могла бы поселиться, затеряться, просто не существовало? Жаль, нельзя оставаться в этой резиновой маске всегда, притворяясь кем-то другим, кем-то без лица и без чувств.
Будь ее воля, она больше никогда бы ее не снимала. Если бы это только помогло ей превратиться в другого человека, обезличить себя не только снаружи, но и внутри, обнулить воспоминания. Забыть обо всем, что с ней произошло. Искренне поверить в то, что еще можно все начать заново.
Саше хотелось думать, что эти двое подобрали ее не случайно, что они были посланы на станцию именно за ней, но она знала, что это не так. Ей трудно было определить, зачем они взяли ее с собой на самом деле – для развлечения, из жалости, или чтобы что-то друг другу доказать. В немногих словах, как кость брошенных ей стариком, вроде бы сквозило сочувствие, но он все делал с оглядкой на своего спутника, придерживал язык и будто боялся, что его уличат в человечности. Второй же после того, как разрешил ей идти с ними до ближайшей обитаемой станции, больше вообще не смотрел в ее сторону. Нарочно замешкавшись, Саша пропустила его чуть вперед, чтобы беспрепятственно изучить хотя бы со спины. Он явно ощутил ее взгляд – сразу же напрягся, дернул головой – но не обернулся, то ли снисходя к девичьему любопытству, то ли не желая показывать, что обращает на нее внимание. Могучее сложение и звериные повадки обритого, которые заставили толстяка спутать его с медведем, выдавали в нем воина и одиночку. Дело было не только в его росте или в аршинных плечах. От него исходила сила, и она была бы столь же осязаема, будь он худым и невысоким. Такой человек сумеет заставить подчиниться почти любого, а ослушавшегося уничтожит без колебаний. И задолго до того, как Саша окончательно совладала со своим страхом перед этим человеком, до того, как стала пытаться разобраться в нем и в себе, незнакомый еще голос только просыпающейся в ней женщины уверенно сказал Саше: она тоже ему подчинится.
Хари Кунзру. Без лица
Издательство: Лимбус Пресс, 2009 г.
Жанр: современная зарубежная проза.
Этот роман написан английским писателем с индийскими корнями, в Англии он получил почетную премию за лучший дебют. Книгу называют «рушдиподобной», в последнее время появилось много книг «под Салмана Рушди». Тема Востока актуальна, ее читают. Достаточно выпустить книгу в характерном оформлении: затейливая вязь орнамента, арабские буквы, блеск глаз из прорези в парандже. Книга Хари Кунзру написана в настоящем времени, поэтому напоминает либретто или исторический очерк. Фразы как будто последовательно подаются на блюдах, они сухие, абсолютно неэмоциональные, точные как выстрелы. Автор равнодушно взирает на происходящее с позиции наблюдателя, отмечая понравившиеся сюжеты в своем походном дневнике. Действие разворачивается в Индии времен господства Британской империи. Главный герой – вроде бы – мальчик, родившийся у матери-индианки от случайной связи с англичанином. До возраста подростка он жил в довольстве, славе и богатстве и вдруг оказался выброшенным за борт злой судьбой: служанка рассказывает умирающему отцу всю правду о его рождении. В один момент Пран Натх из обласканного вьюноши превращается в грязного бродягу, нашедшего приют в борделе.
Линия судьбы Пран Натха извилиста и ненадежна, ее то и дело перехлестывают чужие волны – грязные как воды Ганга. В сюжете много порока, низменных поступков, человеческих слабостей. Все это приправлено историческими справками, описаниями ритуалов, в том числе и политических. Пран Натх трансформируется, меняя место пребывания, меняя маски, он постоянно оказывается без лица, он – никто. Невозможно предугадать, где и кем он окажется через следующие двадцать страниц.
Книгу трудно назвать увлекательной. В одном из известных оксфордских тестов на интеллект есть вопрос: «Получаете ли вы удовольствие от чтения расписаний поездов?», так вот книга «Без лица» - что-то вроде расписания. Очень уж сух язык. На любителя. Сюжет затягивает, хочется узнать – чем же кончатся страдания молодого Натха, обретет ли он хоть какой-то статус, прощение и любовь. Но к его фигуре, скромно маячащей за деревом или в углу темной комнаты, постоянно продираешься сквозь толпу: служащие, военные, евнухи, повелители, мелкие чиновники и мелкие прихлебатели, их лица расплывшимися лунными пятнами проплывают мимо, и эта нарочитая обезличенность персонажей то навевает скуку, то заставляет со скупой слезой думать о вечном.
- Это наваб, которому ты теперь принадлежишь, - шепчет Хваджа-сара.
Пран изучает меланхолические глаза, птичьи жесты, которыми наваб сопровождает свое чтение. Один печальный куплет следует за другим. Хваджа-сара бормочет что-то одобрительное.
- Очень хороший поэт, - вздыхает он.
Пран смотрит на представителей знати. Они представляют собой впечатляющее зрелище – великолепная одежда, ястребиные черты лица, гордая осанка. Он непроизвольно поднимает руку к лицу, чтобы погладить воображаемый героический ус.
Как случилось, что я блуждаю вдали от своего сада
И в эту ловушку как будто уже попал?
- А вон там, - говорит Хваджа-сара, - человек, для которого тебя привезли в Фатехпур.
Пран следует за взглядом хиджры. На них внимательно смотрит пожилой мужчина с бородой, выкрашенной хной, и в одежде, еще гуще усыпанной драгоценными камнями, чем у соседей. Хваджа-сара делает жест в сторону Прана, и мужчина кивает.
- Этот?
- Нет, это диван, к которому ты должен проявить максимум уважения. Я имею в виду человека сзади, толстого англичанина.
Несколько иностранцев клюют носом на тростниковых стульях – единственных стульях в комнате. С ними – элегантный индиец, одетый в европейский костюм. Его глянцевитые черные волосы напомажены и зализаны назад. Большинство мужчин молоды и носят мундиры Гражданской службы. Один из них смотрит на Хваджа-сару и морщится, как от боли. Рядом с ним, уронив голову на грудь, сидит багровый мужчина средних лет. Видно, что он глубоко и беспросветно спит.
- Этот?
- Да, этот. Это, дитя мое, ненавистный майор Прайвит-Клэмп, британский резидент. Он очень могущественен и очень глуп. Несмотря на то, что он уже замаринован в джине, судьба нашего возлюбленного княжества – в его руках. К счастью, маленькая Рухсана, у него есть слабость.
- Слабость?
- Да. Он любит красивых мальчиков-девочек. Таких, как ты.
Айрис Мердок. Святая и греховная машина любви
Издательство: Эксмо, 2008 г.
Жанр: современная зарубежная проза.
Одна из последних книг знаменитой английской писательницы, переведенных на русский язык. Читая ее романы, поневоле удивляешься, как философ, политик, историк – и это далеко не все области знаний, в которых Мердок была сведуща – могла тонко разбираться в психологии. Ее книги отличает знание психологии личности на каком-то метафизическом уровне. "Мы живем в научной и антиметафизической эпохе, в которой религиозные догмы, образы и заповеди во многом утратили свою силу, а нам осталась пустая и хрупкая идея человеческой личности", писала она. Безусловно, она была сильна в понимании законов и систем, настолько сильна, что в ее романах все судьбы решаются вопреки логике. Никогда не знаешь, кто кого полюбит, и чем это закончится. Хэппи-энда не бывает, зато многих героев, за чьей судьбой приходилось следить особенно тщательно, автор убивает или калечит с жестокостью, и тоже нелогично: взрыв, нападение собак. Ничего банального. Но любовь обязательно победит, это святое.
Книги Мердок всегда разные, хотя многие сюжетные линии повторяются: никогда главной героиней не становится женщина, только заумный мужчина, вещь в себе. И пристрастие к сексуальным меньшинствам, восточной философии. В «Святой и греховной машине любви» герои много думают, и все их мысли выписаны со скрупулезностью профессионального блоггера. Поэтому любителям динамичных сюжетов книга не понравится. Опять в центре повествования – типичное английское семейство с многочисленными погрешностями и слабостями внутри красивой картинки, опять запутанная история с привлечением странных персонажей, которые мешаются в ногах у главных героев, а под конец победят их и выйдут на первый план. Греховная машина любви подмяла всех на своем пути, она не пощадила даже собак. Психоаналитик, обуреваемый комплексами вины, писатель, выдумывающий не только детективы, но и сказки для чужих жен, ребенок-аутист, наивная домохозяйка и наглая школьница-француженка – люди, неподходящие друг другу, они бы никогда не встретились в реальной жизни, но у Мердок все против логики.
Блейз вернулся около одиннадцати. Харриет, которая к этому времени уже настроилась ждать до полудня, сидела неподвижно, как арестант, накрепко прикрученный к стулу, - неподвижно, потому что если он шевельнется, то веревки вопьются в тело еще больней. Но тут вдруг послышались шаги – и вошел он. Солнце пробилось сквозь дымку, кухня наполнилась ясным, бледным светом. В глазах Блейза стояла испуганная мольба. Харриет шагнула навстречу, почему-то очень осторожно, словно боясь уронить тяжелую большую вещь, обняла его и положила голову ему на плечо. Его руки тут же вцепились в нее, вцепились в ее платье, словно пытаясь его содрать. Пылающая щека прижалась к ее лбу. Так они долго стояли молча. Наконец она отстранила его.
- Садись сюда. Нет, знаешь что, принеси сначала виски.
- Харриет, девочка моя, ты простила меня?
- Да, конечно. Не беспокойся, все нормально, с этим все нормально.
- Ты все еще любишь меня?
- Да, конечно, конечно. Не говори глупостей. И неси виски.
До самого возвращения Блейза Харриет пребывала в мучительном смятении. Думать она не могла совсем, лишь мысленно хваталась за мужа, будто притягивая его к себе и хоть этим немного утешаясь. Ничто, кроме него, не имело значения, он один имел значение – даже Эмили Макхью можно было, пожалуй, выкинуть из головы. Как будто Блейз попал в аварию, был покалечен, изувечен, сама его жизнь висела на волоске, и теперь только Харриет, только ее неослабное внимание и забота могли его спасти. Ее любовь к мужу осталась непоколебимой, и она терпела свою арестантскую боль, не задумываясь о ее природе. Но едва Блейз появился на пороге, в ней вдруг что-то произошло, вдруг вспыхнул яркий белый свет, и она снова могла думать, более того, думать логично и последовательно; теперь она ясно видела, что важно, что неважно, и, кажется, даже понимала, что надо делать. Вот только ее дом по-прежнему лежал в руинах, и в воздухе по-прежнему разлита была тусклая неживая просинь, и само время казалось каким-то ущербным, как в дни траура или всенародных бедствий.