Сегодня в обзоре подборка художественных книг для взрослых: впереди долгие каникулы, можно и почитать
...
Сегодня в обзоре подборка художественных книг для взрослых: впереди долгие каникулы, можно и почитать.
Туве Янссон. Дочь скульптора
Издательство: «Амфора» 2008 г.
Пожалуй, эта писательница - самое необычное явление XX века. Ее имя стойко ассоциируется с муми-троллями, сказочными персонажами, выдуманными ею еще в 1938 году. Муми-тролли вне времени, они ничуть не устарели, их мир сделан столь плотным, изящным и качественным, что еще вопрос, кто кого в итоге победит – время муми-троллей, или они – время. Они способны влиять на события, изменять людей, муми-троллями болело и болеет не одно поколение. Так же, как кэролловской «Алисой» и толкиеновскими хоббитами.
Секрет успеха этих книг понятен: дети любят выдумывать свой мир, где все очень странно, местами страшно (повести о муми-троллях буквально пронизаны страхами - таинственными чудовищами, глазами в темноте и другими нагнетаниями), но, в то же время, очень понятно им и – главное условие – совсем непонятно взрослым. Подобные фантазии – метод защиты от реальности взрослого мира. И если вам удалось продержать свою фантазию в голове и при этом не сойти с ума, перешагнув возрастной рубеж, значит, вы гений. Или вы Туве Янссон.
Мало кто знает, что финско-шведская писательница создала не только множество детских книг, она написала и книги для взрослых. Все они – автобиографичны. О ком еще мог написать человек, остававшийся ребенком в любом возрасте. Только о себе. Туве Янссон была дочкой скульптора и художницы, в этом обзоре представлена книга «Дочь скульптора». С первых же страниц читателя понесет по волнам, повествование выдержано в атмосфере водной стихии, недаром сама писательница признается, что ничего не написала бы, если бы ее детство не было связано с морем. Моря нет, зато есть стиль: текущий как вода, глубокий. В книге мы знакомимся с детством Туве Янссон: события перемежаются с фантазиями. Все это не только философично и нежно, но еще и уморительно смешно. Понимаешь: да, и ты был такой. Девочка, с усилием толкающая огромный булыжник до дома, уверенная, что в нем спрятано сокровище, которое поможет всей ее семье. Девочка, придумавшая себе друзей – существ, живущих в природе.
После книги остается долгое послевкусие: как это далеко от земли. Как хочется к этому вернуться. Книга идеально подходит для чтения в каникулы, когда хочется надежно отвлечься от всего земного.
Если проплыть на лодке сотню миль по морю и пройти сотню миль по лесу, все равно не найдешь ни одной маленькой девочки. Их там нет, я слышала об этом. Можно ждать тысячу лет, а их все нет и нет. Та, что больше похожа на девочку, — это Фанни, которой семнадцать лет и которая собирает камни, и ракушки, и дохлых животных, и поет, перед тем как пойдет дождь. Она желто-серая, того же самого цвета, что и холм, и лицо, и руки — все у нее желто-серое и сморщенное, но волосы ее белые, а глаза — бело-голубые и смотрят мимо тебя. Фанни — единственная, кто не боится лошадей. Она кричит и поворачивается к ним спиной, она делает все, что хочет. Если кто-нибудь просит ее помыть посуду не по-доброму, она уходит в лес, остается там много дней и ночей и поет, пока не накличет дождь. Она никогда не бывает одна.
Есть пять заливов, где никто не живет. Если обойти кругом первый, то придется обойти и остальные. Первый — широкий и битком набит белым песком. Там есть пещера с песчаным дном. Стены ее всегда мокрые, а в потолке трещина. Пещера длиннее, чем я, когда лежу на спине, а сегодня она холодна как лед. В самой глубине пещеры узенькая черная норка. И вот мой таинственный друг вылезает из этой норки. Я сказала:
— Какое прекрасное, какое очаровательное утро!
А он ответил:
— Это утро не обычное, потому что я слышу, как кто-то бормочет за горизонтом!
Он сидел за моей спиной, и я знала, что шкурка его полиняла и он не хочет, чтоб на него смотрели. И я совершенно равнодушно сказала:
— В пятницу тоже бормотали. Ты видел Фанни?
— Перед сумерками она сидела на рябиновом дереве, — ответил он.
Но я знала, что Фанни неохотно лазает на деревья и что мой друг пытается лишь произвести на меня впечатление. Так что я ничего не сказала, пусть остается при своем... Приятно быть в обществе. Когда он заметил, что я не желаю разговаривать, он немножко поиграл мне. В пещере стоял ледяной холод, и я решила уйти, как только он кончит играть. Так что после последней ноты я сказала:
— Это был приятный визит. Но мне кажется, пора, к сожалению, прервать его. Как дела дома?
— Очень хорошо, — ответил он. — Моя жена родила пятерых детишек. Все — девочки.
Поздравив его, я пошла дальше. Когда солнце встает, вода в первом заливе покоится в тени лесных деревьев, а у самого притока скалы — красные. Тростник светится только по вечерам. Ты идешь, идешь и идешь, и вдруг начинает дуть утренний ветер. Другой залив, тот, что весь зарос и буквально набит тростником, шелестит, когда над ним проносится ветер. Ветер шумит, что-то шепчет и медленно, мягко-мягко свистит, и ты входишь прямо в заросли тростника, и тебя осыпают ласками со всех сторон, а ты идешь и идешь и вообще ни о чем не думаешь. Тростник — это джунгли, которые тянутся до самого края земли. Над всей землей ровно ничего нет, кроме шепчущего тростника, и все люди вымерли, а ты — единственная, кто есть на свете, и только все идешь и идешь в зарослях тростника.
Бланка Бускетс. Свитер
Издательство: Иностранка, 2008 г.
Это известный авторский прием, когда пишут от лица наблюдателя. Мы видим мир не только глазами автора, а еще и глазами какого-то героя. Который видит больше, чем может показаться. Которого все считают немощным, слабым, ни на что не способным. И поэтому открывают перед ним свои секреты, будучи уверенными, что он ничего не понимает. Но герой все видит, записывая происходящее на невидимую пленку, делая выводы, пересекающиеся с опытом своей жизни. Подобная книга есть у Айрис Мердок («Сон Бруно») о наблюдениях лежачего старика за окружающими. Да многие писатели увлекались подобными историями. Перед человеком, который в силу обстоятельств не может встать/ходить/слышать или видеть, то есть вести себя как нормальный, другие люди поневоле начинают обнажаться. Считая его чем-то вроде мебели. Преимущества такого наблюдателя – в отсутствии собственных проблем, ему не надо концентрироваться на выполнении обязанностей. За счет этого оттачивается наблюдательность. Лежачий человек учится складывать картинки из шорохов. Он может сделать глубокий вывод, раскрутить целую историю из двух нечаянных звуков. А окружающие все еще будут думать, что он ничего не замечает.
В книге каталонской писательницы Бланки Бускетс героиня – бабушка – пережила инсульт и была вынуждена переселиться в квартиру младшей дочери. После болезни она теряет речь. От нечего делать, чтобы принести какую-то пользу, бабушка Долорс начинает вязать свитер для внучки. Удивительная картина человеческих отношений предстает перед нами глазами бабушки, довязывающей очередной ряд – проймы, рукава, ворот… Ее наблюдения за домашними перемежаются с яркими воспоминаниями. Только что перед нами была обычная бабушка и обычный дом ее дочери с мужем и двумя детьми, ничем не выделяющихся из основной массы населения. И вот, каждый начинает обрастать историей, подчас – душераздирающей, а уж сама бабушка что творила в своей юности. Немало загадок откроется перед ней, немало тайн она откроет невидимому собеседнику – свитеру в данном случае. Концовка украшена признаниями родственников Долорс: все оказывается еще грязнее. Романтики в книге мало, романтика – это образ бабушки-одуванчика со спицами, на этом все чистое и светлое в доме заканчивается. Вторая идеальная книжка для тихих каникулярных вечеров.
Но что это за странные звуки доносятся из комнаты внучки? Словно Сандра чем-то подавилась. Что там происходит? Ох, - внезапно Долорс все поняла. Неожиданно, конечно, но огорчаться нечему. Все это делают, и теперь, когда для этого не надо жениться, а тебе шестнадцать лет и ты живешь с родителями… Понятно, что Сандра пригласила этого мальчика – это точно молодой человек, она же слышала его голос, - когда дома нет ни Леонор, ни Жофре. И Марти нет. Никого нет. Только Сандра и загадочный мальчик в той комнате. Чем они там могут заниматься? Наверное, тем же, чем она сама занималась с Антони? Вот бы войти сейчас в комнату с сантиметром в руках и снять с внучки точную мерку для свитера, теперь, когда она без одежды, это удобнее всего. Долорс представила, как, шаркая, она внезапно входит в комнату с сантиметром, и рассмеялась. Понятно, что все будет совсем не так, как в тот день, когда застукали ее и Антони… Господи, до сих пор стыдно вспоминать! И какую бурю вызвала эта история…
А Сандра и ее мальчик такой шум устроили, что только держись – ничего себе теперь детишки в шестнадцать лет! В свои шестнадцать она была сущим младенцем, ничего не знала о жизни, и монашки вбили ей в голову, что мальчики могут на нее только смотреть, но уж никак не прикасаться, потому что если прикоснутся, то она лишится очарования невинности. И никто не отваживался спросить, что это за очарование невинности такое, а монахиня, опустив веки, продолжала внушать, что это опасно, очень опасно, что за это можно заслужить вечную кару, что, конечно, покаяние на исповеди дарует благодать и отпущение грехов, однако есть грехи, которые Господь не прощает просто так, а ты-то ведь такая, какая есть, ты женщина, а женщины большие мастерицы совершать именно такие грехи. А потом обманывают мужчин. Как Ева со своим яблоком; гляди-ка, сколько времени прошло, а все это яблоко поминают. Мужчина - как яблоко, продолжала монахиня (была она на редкость уродлива, с кривым носом, который один только и торчал из-под накидки, укрывавшей ее почти до самых глаз). А вы знаете, что такое эти яблоки? Стоит их попробовать, так и утратишь рай навеки! К тому же в сердцевине самых сочных и красивых плодов живут черви. Здоровенные, отвратительные, жирные черви - такие, что вы и представить себе не можете. Монахиня вновь прикрыла глаза, а они переглядывались друг с дружкой и тихонько хихикали себе под нос, хотя, в общем-то, верили ей, а смеялись потому, что в их возрасте смех вызывало абсолютно все, ведь среди них почти не было старшеклассниц – в то время не так много девушек имели возможность получить среднее образование. Этот рассказ про яблоко запал им глубоко в душу. Долорс каждый раз, как видела мужчину, представляла себе яблоко - с красными блестящими боками, круглое, но не слишком аппетитное, поскольку она вообще не очень любила яблоки, – и, вспомнив поучения монахини, задумывалась, что за ужасный червяк сидит у него внутри. Понятно, что Сандру подобные проблемы не мучили, уж ей-то наверняка известно, что это за червяк такой, и вряд ли он показался ей столь ужасным, если судить по звукам, которые она издавала и которые свидетельствовали отнюдь не о страхе или отвращении. Должно быть, она от души наслаждается этим красным яблоком.
Януш Вишневский. Постель
Издательство: Азбука, 2009 г.
Любовь как химия, говорит самый известный современный польский писатель Януш Вишневский, любовь как страсть, как форма безумия. Его называют «специалистом по чувствам», но прежде всего он доктор химических наук. Любовь как химия опасна. Все отношения в книгах Вишневского завязаны на риске, ощущении опасности, при чтении может послышаться прерывистое дыхание и стук сердца. Рассказы эмоциональные, при этом напористо-эмоциональные, они полны конкретики, это рассказы мужчины о страсти глазами женщины. Женщина у Вишневского получилась крепкая, с мужским характером и вполне мужским подходом с сексуальным отношениям. Мало в ней женственности, больше подчинения глагольным формам. Все рассказы читаются на одном дыхании еще и благодаря большому шрифту, не хватает только черточек между слогами, и книга копировала бы пособия для обучения чтению. Автор пишет короткими выстрелами, этот стиль с полным отсутствием витиеватых оборотов позволяет очухаться только после прочтения и начать думать.
Кроме рассказов сборник дополняет интервью писателя, оно делит книгу пополам: автор как чертик выглядывает из окна и что-то говорит проникновенным тоном опытного ловеласа, а затем все опять идет своим чередом: встречи, вокзалы, поезда – самолеты то есть, подоконники, стол начальника, постель…
От текста остается киношное впечатление, будто перед глазами промчался документальный фильм с характерным треском старой пленки, озвученный прибором ЭКГ. Книгу стоит прочитать, чтобы узнать, как еще можно написать о любви. Казалось бы, все слова давно пройдены. Вишневский нашел другие.
Вчера утром я размышляла над тем, когда женщина – не уронив себя во всех смыслах этого слова – может лечь с мужчиной в постель. Сколько перед этим событием они должны вместе отобедать, сколько раз сходить в кино, на прогулку, сколько провести друг с другом бесед или сколько знать друг о друге? Я предположила, что женщина хочет лечь со своим избранником в постель и делает это не только потому, что так хочется ему. Ему этого хочется, как правило, еще до первого ужина, до первого похода в кино, до первой прогулки, хотя часто он не знает о женщине ничего, даже ее имени. Мы провели вместе четырнадцать вечеров, четыре раза были в кино, держались за руки во время всех восьми прогулок, а после разговоров с ним я знаю даже, как зовут его крестную. Думаю, что для иных пар все это стало бы возможно только после ста сорока дней. Вроде все, как и у нас, но на самом деле в десять раз быстрее. И где тут справедливость?! Ты ведь понимаешь, что я шучу, так ведь, Агнися?
Когда вечерами мы подъезжали к моему дому, я ждала, что он велит таксисту не ждать и, не спросив моего согласия, пойдет со мной наверх, к моей двери. Мне захотелось этого уже после второго нашего ужина. А может, и после первого…
То, что он ждал до последнего дня и последней ночи в Польше, для меня, с одной стороны, странно (робость? впечатлительность? страх быть отвергнутым? правила игры?), а с другой – очень печально. В определенном смысле я почувствовала себя брошенной. Он «использовал» меня, оставил с мечтами, неудовлетворенностью и запахом своего парфюма на моей подушке. А, кроме того, оставил зубную щетку в ванной, красные следы от своей щетины на моих бедрах, недопитый утренний кофе в кружке, взъерошенные и склеенные моим потом и его слюной волосы у меня на голове, горсть монет, высыпавшихся из кармана, когда вчера вечером я поспешно снимала с него брюки в ванной, мои покусанные губы…