Быть может, это не будет близко никому, а может, - всем и каждому, но я решила вспомнить свое детство - самый сок
...
Теплый-теплый летний день, легкое платье, гольфы и сандалии. Мы вышли на прогулку, носимся по мелкому горячему песку, которым усыпан весь участок. И тут на улицу из садика выходит нянечка - она несет большой поднос, на нем стаканы. А в стаканах янтарно-желтый, прозрачный, прохладный яблочный сок! Стаканы дребезжат на подносе и в каждом искрится солнце. Мы окружаем нянечку, разбираем стаканы и осушаем их большими глотками в два счета. Какой же он был вкусный и как хорошо утолял жажду! А воспоминание о нем и другие детские воспоминания способны сейчас утолить жажду другого рода - духовную что ли, когда завязаешь в быту и буднях, спешишь, злишься, решаешь кучу вопросов, когда устаешь быть взрослой и ответственной, так хорошо иногда вспомнить такие моменты из детства, вспомнить себя другую. Быть может, это не будет близко никому, а может, - всем и каждому, но я решила вспомнить свое детство - самый сок.
Самое первое мое воспоминание не связано с каким-то ярким событием, не происходило ровным счетом ничего. Просто как будто вдруг щелкнул какой-то переключатель и заработала память и я осознала себя. Я вижу нашу полутемную однушку, я сижу за пианино и выкручиваю из его черного бока деревянные круглые детальки, приделанные для красоты. Пахнет деревом и лаком. В комнату падает немного света из кухни, там шумит вода - мама что-то делает по хозяйству. Не знаю, почему я сижу в комнате в темноте. И почему моя любимая игрушка - Лёва - сидит на пианино, далеко от меня. Помню, когда он совсем измахратился и мама предложила его выбросить, у меня горло скрутило спазмом - как можно! И так понятно сейчас отношение двухгодовалой дочки к мягким игрушкам - они для нее самые настоящие, всамделишные друзья.
Помню, когда утром нужно было вставать в садик, по телевизору как раз заканчивался основной блок новостей и начинались новости спорта, и до сих пор, когда случайно попадаю на спортивную рубрику по ТВ, меня как будто перебрасывает в прошлое - в теле появляется какая-то ленность, как же неохота было вставать!
Особенно когда на улице холодина, сугробы по колено, вьюга, мрак, и от налетевшего колючего ветра перехватывает дыхание, и как будто бы еще сильнее впивается в подбородок резинка от шапки (о, вы помните эти шапки?). Тогда тебе завязывают шарфом все лицо, и остаются одни глаза, и ты, как маленький ниндзя, героически пробираешься через непогоду к садику, а там в сушилке уже десяток детских варежек и гамаш с ледяными корочками.
В середине декабря приближающийся Новый Год еще не пахнет мандаринами. Он пахнет пыльной алюминиевой мишурой и гуашью. Воспитательницы рисуют на окнах нашей группы снежинки, еловые ветки. Приходит папа и рисует на балконной двери Снежную королеву. Я хожу гордая – «это мой папа нарисовал». Воспитательницы знают один новогодний фокус: они обматывают пучки «дождинок» мокрой ватой и подкидывают вверх, к потолку, и те почему-то не возвращаются назад. Мне очень нравится этот фокус. По вечерам приходят родители, помогают. У нас в группе идет снег.
Завтра на утреннике я буду снежинкой: белое платье, белые гольфы, белые чешки. Мама полночи мастерит корону, а я переживаю, что она не успеет. Но все обходится. Елка в зале огромная, до самого потолка. Все мальчики – зайчики и только один – Буратино. В галстуке. К нам в детский сад приходит Дед Мороз и каждому дает по мешку с конфетами. А у воспитательницы Анны Георгиевны после утренника следы резинки на щеках. И я понимаю, что Дедом Морозом была она. Это очень неожиданно и конфеты сразу кажутся не такими вкусными.
А какие раньше были подарки на Новый Год! Шоколадное яйцо и новые фломастеры - невероятно длинная обойма в 30 с чем-нибудь цветов! Ведь это был по-настоящему замечательный подарок и такой долгожданный, что дождаться его не было никакой силы. И потому (когда никого не было дома) я подставляла стул к шкафу и исследовала содержимое верхнего ящика, и среди чистых простыней и полотенец находила то, что искала, обглядывала со всех сторон и, спрятав обратно, продолжала ждать момента, когда можно будет по праву этим обладать. Так грустно, что когда у тебя появляются деньги и ты можешь сам себе купить что угодно, уже невозможна эта простая радость от простых вещей.
Самая горькая обида в жизни - тоже садичная. Сейчас это кажется пустяком, но как переживала та маленькая девочка! Однажды нам сказали, что завтра мы пойдем на кухню и будем стряпать булочки, которые каждый потом и съест на полдник, и попросили принести фартуки. Вот это новость! Огромная таинственная кухня, где всегда что-то клокочет, шипит и шкворчит, где грузные поварихи ворочают огромные кастрюли и орудуют увесистыми поварешками - и мы переступим ее порог и увидим все своими глазами! За вечер бабушка сшила мне прелестный белоснежный фартучек, и я не могла дождаться сон-часа, после которого мы отправимся на кухню.
Но... не знаю, чем это объяснить, что случилось, но после сна я никак не хотела вставать с раскладушки. Может, в группе было холодно... Ну, казалось бы, возьмите за руки-за ноги - и все дела, но воспитатели придумали кое-что получше. Они взяли раскладушку, занесли ее вместе со мной в "раскладушечную" и заперли там. Что такое раскладушечная? Это такая каморка, где у одной стены стоят сложенные раскладушки, а в другой стене, в ячейках, хранятся мешки с постельным бельем. Все выкрашено в казенный зеленый цвет, и от него мои руки и ноги тоже казались зелеными. Каморка эта не отапливалась совсем, дело было зимой, от окна сильно дуло, а ведь я была в одних трусах и майке. Но самым обидным было то, что когда все ребята ели собственноручно испеченные булочки, я сидела и смотрела на них. А мой фартук отдали какой-то девочке, которая не позаботилась о нем заранее.
В тот день я сильно простыла, простуда наложилась на ветрянку, и единственный раз в жизни у меня было что-то вроде галлюцинаций от высокой температуры: все было болезненным, непропорциональным, через раскаленную пустыню, дрожащие в расплавленном воздухе, брели слоны на тоненьких ножках, а мне на грудь давил огромный столб, длинный и толстый, но конец его, упиравшийся в грудь, был как тупая игла. Мама очень ругалась с воспитателями потом, ну что толку...
А вот эта история сейчас помнится смутно, но все же, кажется, я не придумала ее. Как-то раз по радио сказали, что к земле из космоса приближается некий объект: то ли часть орбитальной станции, то ли одна из ступеней ракеты - в общем, что-то огромное, и приземлиться оно может как раз на наш город. Выглядит глупостью, но все же что-то подобное произошло в реальности, а не только в моем воображении, раз родители позволили спать в ту ночь с ними (падение должно было случиться ночью). Страха не было, но было не по себе. Утром я открыла глаза и увидела, что все вокруг ослепительно белое и спокойно подумала, что оказалась в раю. Но тут же бесподобный запах маминой пшенной каши вернул меня с небес на землю - вокруг была наша комната, белым был только потолок, который я и увидела при пробуждении.
Иногда я оставалась с ночевой у бабушки. Она раскладывала большой диван, стелила несколько матрасов, а под голову клала огромные пуховые подушки, которые слегка похрустывали, - как же мне было просторно и мягко!.. А утром по всей квартире уже стоял запах блинов, а к ним варенье - какое хочешь: клубничное, смородиновое, вишневое... И еще в моем распоряжении кладовки, доверху набитые банками с компотом. Любимые мои игрушки у бабушки - это ее старая кожаная сумка с затейливой застежкой, деревянные счеты и дедушкин портсигар.
Надо сказать, что я не помню ни одного слова, сказанного дедушкой в мой адрес. Даже, пожалуй, и не одного взгляда. Все время он сидел у окна в комнате и смотрел в него. А потом он умер. Я как раз ночевала у бабушки, когда ему стало плохо. Вызвали скорую один раз, второй - его забрали, все уехали. Я осталась одна и, помню, зачем-то бежала босиком по подъезду - посмотреть в подъездное окно, как они отъезжают. Потом как-то осторожно мама сказала, что дедушки больше нет, но на меня это не произвело особого впечатления. И все, что осталось - это одинаковые носовые платки и расчески, которые еще долго попадались в доме на глаза то тут, то там.
Летом из нашей дворовой компании собирался отряд гринпис - мы постоянно пытались кого-то спасти: то отбивали у мальчишек котят, которых те мучали, и подкармливали, то водили бездомную дворнягу через весь город, пытаясь пристроить. Однажды, гуляя на территории бывшего нашего садика, мы наткнулись на деревья с продырявленной корой, из "ран" тек сок, тягучий и сладкий. Удивительно вспомнить, каким болезненным для нас, детей, было это зрелище, как будто это наша собственная боль. И долго-долго ходили мы к этим деревьям и врачевали "раны": накладывали подорожник, перевязывали травинками...
А вот еще картинка: ясным зимним вечером возвращаемся от бабушки. Мама и папа держат меня за руки и можно не заботиться о дороге и не смотреть под ноги, а смотреть на звезды. Я иду, задрав голову, и навстречу мне плавными толчками движется Вселенная.
Странно, что я совсем не помню маму беременной. Зато хорошо вижу, как мы стоим под окнами больницы, и где-то высоко, этаже на третьем, еле видная за окном мама машет мне рукой. Мы купили для нее груши, немного оставили и мне, и спрятавшись за шкаф у бабушки дома, я ем бесподобно вкусную и сочную грушу и глотаю слезы - ведь я не понимаю, почему мама в больнице, и очень скучаю по ней. До сих пор помнится вкус той груши - вкуснее не ела.
А потом наступил май и мой день рождения. Накрапывал дождь, я бродила по веранде в стороне от других детей и чувствовала себя сиротой - в такой день мама в больнице! Папа купил торт, пришли бабушка и моя лучшая подружка, и вдруг зазвонил телефон и папа запрыгал в прихожей: "Сын!!" Вот так этот день перестал быть только моим днем рождения. И даже час, потому как с разницей всего в 15 минут... и 6 лет родились мы с братом.
И странно, что я совершенно не помню брата во младенчестве. В памяти только запах побелки и свежепоклеенных обоев, полная кружка сцеженного молока и стеклянные бутылки с молочки, которыми я играла в дочки-матери со своими куклами.
Отношения с мамой никогда не были простыми, иногда казалось, что она идет против нас, а заботится... ну родила потому что. И только когда я сама стала мамой, только тогда я смогла понять мамину любовь к нам, почувствовать, какая она изнутри, в сердце.
В первые недели после рождения ребенка, когда явно еще ощущалась послеродовая эйфория, реальность была немного искажена и в голову приходили разные новые и необычные мысли, однажды, глядя на заснувшую с соском во рту дочку, я подумала, что ведь и я когда-то была такой малюсенькой, так же сосала мамину грудь, не ведая еще ничего о мире... А может быть, не подумала? Может быть, память вернула мне самое первое мое детское воспоминание?..
